Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

На вершине холма, километрах в двух, мы видим кавалеристов, которые скачут параллельно железной дороге. Вполне вероятно, это Бакланов.

Шостак обсуждает возможный взрыв, и тут вдруг мы снова слышим крики: «Их бьют! Они забьют их!» Не зная еще, в чем дело, Шостак выскакивает из поезда с криком:

– Не сметь бить! Не сметь убивать!

Красные взяли двух невооруженных казаков, виноватых лишь в том, что они из деревни, где только что стояли корниловцы. Не вмешайся Шостак, их разорвали бы на куски.

Тихорецкая, 26 февраля / 9 марта

Шостак, командующий эшелоном, и Луговцов, начальник бронепоезда, побывав в Тихорецкой у [А. И.] Автономова, командира Кавказской Северной группы [253], получили приказ штаба ехать назад, чтобы помешать задуманной Корниловым переправе через железнодорожные пути.

Отъезд назначен на 6 часов утра, но уезжает поезд только около 12: солдаты отказались ехать, пока не набили вагоны огромным количеством неведомо где найденных консервов.

Шостак, глядя на так называемую 2-верстную карту, развивает свои стратегические теории перед солдатами, глядящими на него с открытым от восхищения ртом. Красногвардейцы, все на нервах, то и дело вламываются в купе к Шостаку, спрашивают, что он собирается делать, и громко хрипло ему возражают. Шостак бесстрастно ставит их место, и они удаляются, как побитые собаки.

Сегодня дважды я выходил из поезда немного пройтись, и меня дважды арестовывали и вели к Шостаку. Он посоветовал мне больше не выходить из купе.

На всех станциях телефонные аппараты забрали корниловцы. Я постоянно вижу на горизонте разведку Корнилова, она следит за железной дорогой. Близость добровольцев гальванизирует железнодорожных служащих, и они саботируют приказы Шостака. Мы приближаемся к Кубани.

Леушковская, 4 часа 30 минут

Мы видим вдалеке много вражеских всадников, они стоят неподвижно и сторожат наши поезда. Собираются напасть? Красные солдат боятся и, спрятавшись за бронепоезд, стреляют из винтовок и пулеметов на расстоянии трех километров. Шостак в ярости кричит, чтобы они прекратили стрелять, не тратили понапрасну боеприпасов, но никто его не слушает. Огонь замирает, когда совсем неподалеку человек восемь атакуют нас. Потом вновь вспыхивает перестрелка. Через несколько секунд всадники появляются с другой стороны: это прискакали разведчики большевики.

Вечер, 5 часов 30 минут

Шостаку сообщили, что Корнилов находится в Леушковской. Все заволновались. Отряд, которым командует Шостак, насчитывает несколько тысяч человек, они хотят окружить добровольцев, расстрелять и т. д. Но поезда поддержки, которые обещал штаб, не подошли, и Шостак не имеет ни малейшего желания рисковать.

Опять угрозы и крики. Солдаты окружили какого-то крестьянина и яростно грозят ему смертью. И вот за что: он пришел к нам по путям, и на вопрос, в порядке ли они, ответил утвердительно. А пути, пусть не сильно, но повреждены небольшими взрывами динамита. Не сильно, но достаточно, чтобы поезд пошел под откос. Шостак счел, что вина крестьянина не доказана и забирает его к себе в вагон.

Вечер, 7 часов

Пришло донесение, что Корнилов ушел без потерь и в деревне сейчас только малочисленный арьергард. Шостак в ярости громко обвиняет свой штаб в саботаже, крича, что у него отняли победу. Солдаты грозят устроить котел штабу в Тихорецкой. Слух, что по степи уже скачет множество красных отрядов на подмогу, прибавляет Шостаку и его солдатам решимости отправиться в Тихорецкую. Они хотя и злятся, но довольны.

Тихорецкая, 27 февраля / 12 марта 1918 г.

Добровольческая армия перешла через железную дорогу без потерь. Арьергард из 300 человек, задержавшийся в Леушовской, окружили 2000 красных, которых послал Автономов: благодаря темноте они сумели проскользнуть между домов. Корниловцы забаррикадировались в домах по 10–15 человек, решив дорого продать свою жизнь. Именно в этот момент красные, утомленные маршем, почувствовали, что «ни на что не способны», и корниловцы смогли убежать, не потеряв ни одного человека.

Утро, 10 часов

Солдаты окружили и атакуют поезд, где находится Автономов со своим штабом. По счастливой случайности сам Автономов уехал на север с инспекцией. Начальник штаба Иванов успел прыгнуть в пассажирский поезд и сойдет только в Армавире. Остальные члены штаба разбежались и прячутся в деревне. Троих dii minores [254]безжалостно избили, так что они не смогли встать.

В Тихорецкой в это время находилось около 20 000 человек. Подписав контракт на 6 месяцев, они получают одежду, жалованье и питание. Сегодня объявили новый декрет правительства: жалованье получают только те, кто находится в своей военной части. Но все это не помешает им сидеть на месте, когда начнется сражение.

Шостак утверждает, что в Кубани 230 000 человек вооружены против Добровольческой армии, в Терской губернии – 200 000, в Дагестане – 100 000, и в Ставрополье 150 000.

Здесь ждут прибытия более серьезных войск: должны приехать несколько латышских полков, которые сейчас держат вокзал в Ростове и ростовские пригороды. Они покинули Ригу, когда подошли немцы, которых латыши ненавидят не меньше царской власти, теперь они служат большевистскому правительству, но не потому что стали убежденными большевиками, а потому что им лестно привилегированное положение, какое отвела им Москва. Вот история, которая их характеризует: узнав, что одна из станиц возле Новочеркасска симпатизирует Корнилову, несколько офицеров и солдат из латышей, переодевшись в русскую форму, отправились туда набирать добровольцев. Сколько-то человек казаков соблазнились условиями, которые им предлагали, и явились в условленное место, где им должны были выдать оружие и деньги. Засевший по кустам батальон латышей расстрелял их.

Тихорецкая, 27 февраля / 10 марта

В России задолго до революции меня поразила пропасть, которая разделяет «образованный» класс, составляющий, наверное, 1 % населения, и всю остальную массу. Великие русские – политики, писатели, композиторы, художники, генералы – почти исключительно принадлежат к аристократии, и облик этих людей настолько отличается от облика нижних слоев общества, что невольно думается о двух разных расах, граница между которыми вряд ли преодолима. Приоритет «интеллигенции» благодаря ее достоинствам был естествен, и народ принимал его, но революция лишила интеллигенцию ее места, она оказалась в изоляции, а после лозунга [К. Б.] Радека [255]превратилась в объект гонений.

С тех пор как даже мелкая буржуазия предпочитает прятаться, можно ехать по России неделями и не встретить ни одного интеллигентного лица. Крестьяне снимаются со своих мест, хотят видеть, как «проходит революция». Они оставили свою работу и по целым дням толкутся вокруг красных знамен на вокзалах. Анархия превратила их в безвольных бессмысленных дикарей, рот у них постоянно полуоткрыт, глаза блуждающие и ленивые. Лица отражают каждое движение души. Для мимоидущего наблюдателя, которого они не замечают, они представляют любопытное зрелище. Противоречивость внутренней жизни, свойственная всем живым существам и порой их столь огорчающая, здесь в прямом смысле на виду. Эти физиономии, можно сказать, прозрачны, эти люди чужды притворства, дающего начало любой цивилизации. Они ставят в вину высшим классам их утонченность, которую до этого безмерно превозносили. Но и былая почтительность, и сегодняшняя ненависть имеют одно и то же объяснение: ощущение собственной неизлечимой неполноценности.