Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

– Я и вправду в вас стрелял, но меня отпустили. Не вы тут главные! Я и дальше буду в вас стрелять!

Вызов не прошел даром, солдаты его убили. Великану казаку понадобилось не меньше пятнадцати ударов штыком, чтобы умереть.

К несчастью, один из адъютантов генерала Алексеева потерял на поле боя драгоценную записную книжку с перечислением всех подразделений Добровольческой армии и многими другими сведениями. Штаб большевиков удивился и успокоился.

Тихорецкая, 16/29 марта, 1918 г.

«Главнокомандующий» Автономов совсем не похож на военного. Тонкие губы, тонкий нос, узкая грудь. Никакой выправки. Он похож на чиновника, на политика и, вероятно, никогда не был под огнем.

Автономов – донской казак, родился в станице Каменская, хорунжий одного из донских полков. Когда разразилась революция, он с помощью солдат арестовал всех офицеров своего полка, включая полковника, и случилось это в тот самый день, когда успехи революционеров в Петрограде распространились и на армию. Этим Автономов хвастался передо мной, этот факт снискал ему симпатии большевиков и открыл блестящую революционную карьеру. Как все революционные офицеры, он продолжал в армии яростную социалистически-демократическую пропаганду и в скором времени стал большевиком.

Вместе со своим дивизионом (8-м) он вернулся на Дон и обосновался в Новочеркасске как раз тогда, когда Каледин впервые занял Ростов. Полковник Голубев, кандидат в войсковые атаманы, всячески противостоял патриотической деятельности генерала Каледина, возбуждая против него казаков-фронтовиков, его беззаветным соратником был Автономов.

Его избрали делегатом от казаков-фронтовиков и в Войсковой круг, и на съезд. Каледин арестовал его и отправил в тюрьму, но охранники помогли ему бежать. В Царицыне в качестве члена штаба красных он организовал народное движение против героев Дона. Вскоре с турецкого фронта почти в полном составе вернулась в Россию замечательная 39-я дивизия под командой Шостака. Автономов был отправлен в нее из Царицына, солдаты выбрали его прапорщиком – офицерские чины были отменены революцией, но в отдельных подразделениях их возвращали, а затем комиссаром.

Он руководил сражениями против «кадетов» под Екатеринодаром, боем под Выселками, а затем военными операциями под Батайском, когда армия добровольцев была вынуждена покинуть Ростов и перейти на Кубань. Бывший офицер [В. А.] Антонов[-Овсеенко], комиссар, готовый на все против контрреволюции, назначил своего молодого коллегу командующим революционными войсками Северного Кавказа, солдаты подтвердили это назначение, и Автономов вошел в должность.

Я беседовал с Автономовым, когда вошли трое достойно выглядевших военных. В царской армии они были полковниками. Один из них, секретарь революционного комитета Новороссийска, приехал обсудить с Автономовым судьбу большого числа офицеров, кадетов, юнкеров и гимназистов, подозреваемых в симпатии к корниловцам и арестованных комитетом. Автономов посоветовал отпустить их на свободу. Шостак считал, что их нужно оставить там, где они находятся. Разумеется, возобладало последнее мнение.

Два других полковника с дипломами генштабистов, специализирующиеся один по артиллерии, второй по пулеметам, были явно смущены моим присутствием. Артиллерист вел огонь против своих бывших начальников, которые пешком одолевали кубанские степи. Пулеметы второго будут косить их на южных склонах Екатеринодара.

Иванов принял меня у себя в вагоне, где установил пулемет «Льюис» после того, как солдаты вынудили его бежать в пассажирском поезде. По внешности он принадлежит к самому красивому типу русских: высокий, стройный, широкоплечий, хорошо сложенный, у него серьезные глаза, лицо священника, четкий профиль.

Родители с детства хотели видеть его священником, и он поступил в Новочеркасске в семинарию. В 1907 г. за месяц до посвящения в сан он был арестован вместе с одиннадцатью другими семинаристами как член подпольного революционного кружка. После года предварительного заключения и девяти месяцев тюрьмы его отпустили на свободу. Но двери в церковь, равно как и другие пути, перед ним закрылись. Он уехал из России, чтобы найти работу на заводах Германии, Австрии, Швейцарии, следуя примеру крупных русских социалистов, изучавших, как живут рабочие за границей. В 1912 г. он по зову сердца вернулся в Россию, поступил на военную службу, служил и воевал до 1916; в 1916 г. попал в немецкий плен. Его отправили в лагерь в Старгард, ему удалось бежать, и через Швейцарию он снова вернулся в Россию и снова отправился на фронт. Его замечательные качества – ум, любовь к родине, авторитет в своем кругу не стерли памяти о его прошлом: ему не удалось стать офицером. Когда началась революция, его переполняли горечь и честолюбие.

Присущее Иванову умение руководить людьми и революционный энтузиазм пошли ему на пользу в южной армии, пока еще свободной от влияния Москвы. Солдаты его выбрали, он повел их на Ростов, который защищал генерал [Д. Н.] Потоцкий, и преуспел.

Я долго обсуждал с ним разложение командования и армии, уничтожение авторитета офицеров, в которых повинна его революционно-социалистическая партия. Иванов, как Автономов, как другие командиры, сформированные первой революцией, одурманенные свободой, теперь не знали, как справиться с анархией, которую сами же создали.

Он признал, что надо бы усилить наказания, но по-прежнему считался с солдатскими комитетами, которым небезызвестный декрет генерала Алексеева поручил разбираться с военными преступлениями.

– Вы теряете драгоценное время и увеличиваете беспорядки, доверяя товарищам наказание за преступления и нарушения.

– Что поделаешь? Наши люди никогда не согласятся отдать право наказания в одни руки.

– Вы бежите от ответственности. Отменив смертную казнь, вы все же вернули ее в армии за контрреволюционную пропаганду, шпионаж и спекуляцию. Почему же вам не ввести ее декретом за самовольные действия перед противником?

– Такой декрет противоречил бы нашим политическим принципам, и солдаты могут его не принять. Сейчас офицер для них товарищ, он назначен ими самими, они слушаются его по доброй воле, могут его контролировать и критиковать даже на поле боя. Как он может получить право их расстреливать? Власть офицера целиком зависит от солдат. И если мы признали их права свободных людей, священные права выбора и свободного выражения своего мнения, то как мы можем лишить их права не соглашаться с приказами, которые им навязывают и которые им не нравятся?