Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

Харбин, 10 января 1919 г.

Транссибирская железная дорога проходит по нейтральному Китаю на протяжении 1400 километров [285]. Города и земли, прилегающие к железной дороге, – зона фиктивно экстерриториальная, по договору она находится под русской юрисдикцией, но с тех пор как нет жандармов и солдат, чтобы осуществлять контроль, экстерриториальность стала иллюзорной.

Китайские гарнизоны вновь стали главными в Маньчжурии после того, как упал авторитет русских. И по злейшей иронии истории Россия обязана восстановлением своего правительства штыкам не слишком отважных местных жителей.

По мере того как большевики устанавливали свою власть, сопротивление «партий порядка» сконцентрировалось на этой нейтральной ветке Транссиба. И после того как иностранные армии вынудили отойти политиков в сторону, те же нейтральные китайцы стали прикрывать побежденных от карательных мер прежде гонимых.

Вокзал и город – русские (город и пристань недавно построены), находятся под наблюдением русской полиции, которая изрядно распустилась в Сибири и получила время и возможность распуститься и здесь. Харбин служит пристанищем для русских преступников, которым удалось перебраться через границу, здесь они свободно встречаются с каторжниками всех стран [286].

Пристань, торговый квартал, где без всяких ограничений заключаются самые беззастенчивые сделки. Союз восточного хитроумия с западным искусным криминалитетом только и может объяснить здешнее обилие крупных капиталов.

Среди множества миллионеров заметнее всего бывшие большевики, прибывшие из России и Сибири с карманами, полными денег. Бывшие председатели военных комитетов, опустошившие армейские кассы, бывшие революционные комиссары, собравшие состояния шантажом и расстрелами или «реквизицией» частных капиталов, ведут здесь роскошную жизнь.

Бывшие рабочие и солдаты содержат театральных артисток. Чиновники зарабатывают 2000 в месяц и тратят 15 000. Офицеры в отставке проигрывают, не моргнув глазом, от 40 000 до 50 000 рублей за один вечер.

Вся эта публика живет благодаря беззаконию и беспорядкам и всеми силами поддерживает их, считая хлебным промыслом. Расхлябанность всех государственных служб поощряет процветание мошенников и бандитов. Таможенники смотрят сквозь пальцы на контрабандистов, торгующих спиртным. Опиум и кокаин, произведенный в Персии и привезенный в Китай, после наступления эры красных возят и гражданские, и военные, совершая рейды по пограничным городам и сколачивая себе состояния. Из-за развала транспортных служб цены в сибирских городах на товары первой необходимости возросли неимоверно. Порядок и закон уничтожат это безобразие. Коммерсантам Харбина не по душе восстановление государства, к союзным войскам они относятся, как к чуме.

Только японские дивизии сохранили жесткую дисциплину, остальные союзные войска, расставленные вдоль железной дороги небольшими подразделениями, захлестнул всеобщий беспорядок, и они участвуют в злоупотреблениях. Железнодорожники целеустремленно разваливают порядок на железной дороге. Царит такое безначалие, что самые высокопоставленные распоряжения, самые насущные военные нужды оставляются без внимания любым мелким чиновником.

Поезда, которые возили в Сибирь товары, но с 23 декабря были переданы в распоряжение военных, продолжают возить товары. Начальники станций, русские и союзнические офицеры, располагая немалым количеством вагонов для военного имущества, руководствуются принципом: «Денег нет только у дураков!» Они продают вагоны коммерсантам, и цены на них растут по мере того, как в Сибири растет спрос на товары. Для поездки в Иркутск цена на вагон колеблется от 20 000 до 50 000 рублей. К этой сумме прибавляется еще страховка, так как русские гарнизоны могут по дороге конфисковать вагон.

Вагон куплен и наполнен товарами для Сибири, от начальника станции и офицеров можно не ждать подвоха. Однако задержать вагон может любой мелкий служащий, отвечающий за проверку, признав его «не готовым». 200 рублей рассеивают подобные сомнения. Теперь нужно вагон прицепить. Чтобы он не застрял навечно на станции, нужно получить разрешение начальника станции или дежурного. А чтобы прицепить его к единственному поезду, который идет в тот же день, нужно заплатить 1000 рублей. Укладчик и механик имеют право – но не обязанность! – прицеплять вагоны. Стоит это 50 рублей за каждый.

Вагон отправлен, но риск коммерсанта только увеличивается. Вагон могут реквизировать семеновцы [287], или офицер, начальник поезда, объявит, что он сгорел. И в том и в другом случае это означает, что он продан на сторону. Коммерсанты Харбина идут на риск только из-за баснословных прибылей, и цены по мере того, как поезд удаляется от Китая, с каждой верстой растут. Здесь сахар стоит 90 копеек, а в Омске 25 рублей, пачка сигарет (20 шт.) рубль и 10 рублей в Омске.

Все сверху донизу берут взятки. Господин [Д. Ф.] Стивенс сказал мне: «Мы дошли до края, хуже уже быть не может».

Окошко стоит закрытым: свободных мест нет. Но через заднюю дверь, заплатив за билет в четыре раза больше, можно получить место. Кондуктор сурово запрещает заранее вносить чемоданы в зарезервированное вами купе. 10 рублей, и он вам улыбается. Механики, которые получают зарплату с перебоями, ускоряют или замедляют ход поезда, задерживают его на станции или, напротив, сокращают остановку за очень умеренную цену, можете мне поверить.

За исключением французов и японцев, которых строго контролируют их миссии и не меньше собственные привычки, далекие от купли-продажи, русские и все остальные союзники охотно занимаются спекуляцией, за что коммерсанты обижаются на интервентов, говоря, что они явились сюда, чтобы составить им конкуренцию [288].

Биржа в Харбине [289], единственная в Сибири, где курсы соответствуют заграничным торгам. Финансы и коммерция Харбина всерьез влияют на товарооборот и движение транспорта в Сибири, а значит, и на тамошнюю политику. Коммерсанты, русские и заграничные, внимательно следят за театром военных действий гражданской войны, составляя третью силу, она идеологически нейтральна, не связана ни с красными, ни с патриотами, и для своей выгоды подкупает то тех, то других. Эта бесчестная компания – тем более опасная, что пользуется в современном мире почтением определенного сорта – не питает особой симпатии к большевизму, который не дает ей гарантий для безопасности торгового ремесла. Однако режим Колчака – Семенова и вторжение союзников, о котором просили патриоты и которое приветствуют иностранные коммерсанты, вовсе не из моральных соображений, означают для коммерсантов Харбина восстановление порядка, куда менее выгодного для них, чем царящая анархия. К тому же иностранная коммерция может вытеснить их с сибирского рынка.