Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

У всех этих коммерсантов, собравшихся здесь в немалом количестве, специфические, но отнюдь не национальные интересы. Торговцы из Маньчжурии и Читы, завязавшие тесные связи с офицерами, числят себя патриотами, при этом благосклонно посматривают на японцев, чье присутствие гарантирует им стабильность их сотрудничества с военными. Здесь, в нескольких сотнях километров от Читы, выгода требует гибкости в политике: с одной стороны, у них слабое русское правительство [290], погрязшее в интригах, с другой, контроль со стороны иностранцев, которого им вовсе не хочется. В зависимости от ступеньки социальной лестницы, на которой они находятся, в зависимости от связей с финансистами Мельмоты-скитальцы [291]странствуют между патриотизмом «с широкими взглядами» и откровенным изменничеством.

Немалое число коммерсантов, не обращаясь впрямую к красным, так как подобные попытки провалились, приветствует мятежи и восстания, с которыми вынуждено справляться правительство Омска, равно как и всевозможные препоны, создаваемые на пути иностранцев. Они поддерживают и ободряют эмиссаров, которые ездят туда и обратно по Транссибу до Томска и Омска и сеют волнения в новой русской армии. Я встречал у одного интеллигента-еврея таких юных эмиссаров. Они с воодушевлением рассказывали об успехах большевистской (или левой социал-революционной, что по сути одно и то же) пропаганды в Сибирской армии [292].

В отношении иностранцев мнение коммерсантов различно, оно зависит от того, как они представляют собственные интересы. Русские круги опасаются в первую очередь американцев, еврейские видят опасность во внедрении японцев.

Вот мнение президента биржевого комитета Харбина, человека, который недавно крестился в православие и которого мне порекомендовал настоятель Софийского собора: «Американцы и японцы хотят ввозить свои товары, эксплуатировать страну, заморозить русскую торговлю. Главную опасность представляют американцы. Выйдя из войны, ничего в ней не потеряв, они займутся в первую очередь торговлей. Они вовсе не демократы – они так говорят о себе и хотят, чтобы им поверили, но они самонадеянная, самовлюбленная буржуазия. И неправда, что союзники помогают устанавливать в здешних местах порядок. Все обстоит совсем по-другому. Стоит русским патриотам что-то наладить, как являются иностранцы – чехи с [Г. М.] Семеновым, японцы с [И. П.] Калмыковым, приписывают себе все заслуги, занимают железную дорогу и забирают себе часть наших доходов. У нас сильная армия, и в один прекрасный день мы скажем союзникам: “Мы в вашей помощи не нуждаемся, отправляйтесь по домам!”».

Так считает господин [Н. В.] Водянский, новообращенный православный, свежеиспеченный патриот, а главное – биржевик.

Еврейские круги в Китае и в особенности в Харбине находятся под влиянием американцев, которые действуют исключительно посредством американских евреев. Для русских евреев, прекрасно ладящих с американскими финансистами в Китае и Сибири [293], характерна крайняя степень японофобии. И ее только отчасти можно объяснить вторжением на рынок японских товаров. Газетные статьи, а газеты находятся целиком в руках евреев, полны ярости, связанной с трудностями, какие испытывает коммерческий еврейский гений при подчинении себе японского общества. Японские военные исполнены достоинства и сдержанности. Японский кодекс чести несовместим с предпринимательской неразборчивостью, и они ей противостоят. Японская империя, ревниво охраняемая националистическим правительством от посягательств интернационалистов любого разбора, возможно, единственная ускользает от комбинаций финансовой верхушки. В Сибири японцы не захотели ограничиться только военной славой, отдав союзникам плоды принесенных ими жертв. Они захотели обеспечить своим коммерсантам и промышленникам прибыль, которая соответствовала бы усилиям и вложениям страны. Отстраняясь и не доверяя обширным финансовым затеям Америки и Европы, японцы вызвали к себе антипатию, которая и выплеснулась сейчас в Китае.

Иной раз сильно преувеличивают сплоченность евреев при красном режиме. Ни в России, ни в Сибири нельзя заподозрить евреев в том, что они составили заговор против русского общества. Их роль повсюду была исключительной, но она не была предумышленной. По существу, они всего-навсего взяли на себя функции, для которых революция, достигнув определенной стадии своего развития, сочла их пригодными. Они заполняли ту пустоту, которая возникла с исчезновением «интеллигенции». И все они это делали так одинаково, с таким воодушевлением, талантом и желанием действовать сообща, что их повсеместная энергичная деятельность показалась кому-то следствием заговора.

Стороннего наблюдателя смущает в русских евреях совсем другое: их неустанное попечение о своей выгоде и необъяснимое равнодушие к политике. Я не верил в политические таланты Семенова, пока не увидел мобилизованные им еврейские батальоны [294]. Он не ставил их под огонь (считая, что на первой линии они ненадежны), но обеспечил себя их поддержкой, поделившись – пусть номинально – привилегиями и обязанностями, какими располагало его правление. Повсеместно, где правительство – не важно, белое или красное – казалось ненадежным, евреи медлили с участием. Они сотрудничали с самыми разными режимами, всегда обогащаясь под покровительством правительства, с которым делились прибылями.

Мало кто из них не умел считать и рассчитывать. Это относится и к мелким евреям в Сибири, на первых порах революции они сразу выделились умом и энергией, их соблазнила бесконтрольная власть и неограниченные возможности. Обойденные царским режимом, они опьянели от неожиданных перемен и надежд на возмездие, но всерьез обожгли себе крылышки.

Пример тому Аркус, молоденький аптекарь из Харбина, не слишком умный, малодушный, но живой и обаятельный. Никому неизвестный, он вышел на первые роли, когда в Харбине появились большевики. Солдаты обратили на него внимание, им понравилась его «преданность свободе», красноречие, решительность, честолюбие, ненависть к царизму. Единоверцев он смущал бурным характером и опрометчивостью. Но он нашел куда приложить свои силы. Революционный комитет в Китае, как, впрочем, и повсеместно, состоял в основном из евреев. Председателем комитета, т. е. ответственным лицом, был русский, а душой – евреи: Аркус, [Б. А.] Славин, [А. Г.] Майофис и другие. Солдаты доверили Аркусу ответственнейшую должность начальника полиции. Он сменил грязную рубашку на новенькую форму и стал прогуливаться по улицам с револьвером, время от времени тыча им в нос какому-нибудь «буржую». Он арестовал немало «подозрительных», экспроприировал деньги у «капиталистов» и жил припеваючи. Но в один прекрасный день китайские солдаты разоружили две тысячи русских солдат, на которых покоилась власть Аркуса. Президент [М. Н.] Рютин, его помощники Славин, Майофис и другие сумели сбежать. Но Аркус был у всех на виду. Сердитые горожане не позволили ему спрятаться. Его арестовали и отвезли под конвоем нескольких китайских солдат в Маньчжурию, где Семенов сначала выпорол его, а потом расстрелял [295].