Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

Эти сведения сообщили мне члены еврейской общины вместе с ее главой, господином [А. М.] Мордуховичем. Господин Мордухович, владелец водочного завода, почтенный человек с благообразным интеллигентным лицом, жаловался мне мягким серьезным голосом на то, что много молодых евреев увлеклись идеями большевизма.

«Кровь многих наших единоверцев, которые месяц за месяцем погибают в Галиции и Польше, лежит на их совести. Мы старались уберечь их от гибельных доктрин, которые не имеют к ним никакого отношения. Все ими соблазнились, но нас заставят платить за это заблуждение дороже, чем тех, кто их соблазнил (!). Виновнее всех ренегаты, взявшие русские имена, предавшие веру своих отцов; интернационалисты, отрицающие любые связи с нами. Дела этих людей мы осуждаем».

Я сказал, что его чувства делают ему честь, но евреев, участвующих в большевистском движении в Сибири, вряд ли кто-то соблазнял, без них это движение очень скоро бы угасло. [А. М.] Краснощеков во Владивостоке, Гольдберги [296]и Гольдштейны в Иркутске не были жертвами, они были инициаторами. И неверующих евреев-большевиков соплеменникам тоже следовало бы давным-давно простить. Синагоги в России и Сибири продолжали существовать, с еврейскими «буржуями» повсеместно обращались чрезвычайно мягко. По возвращении из-за границы они получали полноценные паспорта и имели возможность сохранить значительную часть своего состояния. Невольно напрашивается мысль, что их ценят за серьезные услуги и участие их куплено немалыми привилегиями: белогвардейцы на первой линии, а также на поле сражения среди мертвых и раненых находили только русских «дураков», поменявших начальников, но не свой характер.

Среди недовольных есть еще одна особая группа – это люди, которых по их происхождению или социальным амбициям притягивает большевизм, но они не становятся большевиками. В них живет тревожный дух несогласия, не связанный с четкой доктриной, они обречены всегда и везде находиться в оппозиции, потому что им нужно что-то из себя представлять. Сейчас это социалисты-революционеры. При большевистском режиме – а это жесткая авторитарная система – они тяготеют к либерализму, сожалея о бывшем – весьма свободном русском обществе. Но… власть фатально перемещается из одних рук в другие. И как только на улицах вновь начинают звенеть шпоры и сабли, они восстают против сословного превосходства и преимущества силы, что подогревали революцию. Бывшие политзаключенные, может быть, их потомки, нищие студенты, честолюбивые казаки ревниво приглядываются к каждому режиму, находят слабости, недостатки и набрасываются, как только он начинает гибнуть. Справедливо сказать, что Сибирь, огрызающаяся на любую власть, будь это обыкновенный полицейский или социалист-революционер, успокаивается и ладит с той властью, которая умеет за себя постоять. Программу левых социалистов-революционеров порой бывает трудно понять, но зато они служат своеобразным указателем: если критика резкая, значит, правительство слабое.

Итак, в Харбине существует группа людей, заинтересованная в том, чтобы противостоять восстановлению порядка с помощью сил союзников. Коммерсанты, левые социалисты-революционеры, бывшие комиссары, которым удалось спастись, нашли в нем идеальное место, нейтральную территорию возле единственного пути сообщения между правительством Омска, его армиями, иностранными миссиями и базами на Тихом океане. Отсюда распространяется пропаганда против военной дисциплины, ненавистной для всех на свете революционеров. Здесь фабрикуют тысячи панических слухов, которые потом разбегаются по всей Сибири, добираясь до глухих заимок и отдаленных станиц. И ни одного умиротворяющего. Все о мятежах в новой армии, несогласии между союзниками, волнениях в провинциях. Они возбуждают население, держат его в тревоге, мешают людям, напуганным самым различным революционным опытом, почувствовать, что они вместе.

Действуя самыми разными средствами, недовольные согласны в одном: молодая Сибирская армия выше всяких похвал. Ее солдаты смелы и исполнены патриотизма, ее офицеры безупречно исполняют свой долг. Их одобрение – еще одна форма протеста против вмешательства союзников.

И напротив, партия кадетов в Маньчжурии считает, что относительный порядок, который установился в настоящее время в Сибири, вовсе не заслуга русских сил, пока еще не слишком сплоченных. Кадеты убеждены, что стоит войскам союзников удалиться, в Сибири окончательно восторжествует анархия. Таково мнение, пусть уже не влиятельной и не большой партии.

Глава партии кадетов господин [П. С.] Тищенко, мэр Харбина [297], высказал мне свое мнение, которое я и передаю.

«Когда мы 18 июня подписали просьбу жителей Харбина к правительствам стран-союзниц прийти на помощь России, мы в первую очередь думали о Франции и Великобритании и действовали исключительно из патриотических соображений. Мы нуждались в иностранной армии, мы понимали, что ни Франция, ни Англия не претендуют на Сибирь. Самой желательной для нас была бы помощь Франции, французская политика никогда не была корыстной, и сейчас французская миссия единственная, при которой нет советников-финансистов.

Но при этом мы понимали, что в первую очередь мы можем рассчитывать на японцев и американцев. Коммерческая партия в Китае на стороне американцев, их финансисты охотнее других заключают сделки с нашими, тогда как от прихода на нашу территорию японской армии выиграет японская торговля, так как их армия будет поддерживать Семенова, а его наши коммерсанты не жалуют.

Что касается нас, патриотов чистой воды, то мы предпочитаем помощь японцев. Япония во время войны вела себя исключительно корректно. Да, она ведет заинтересованную политику, как любая уважающая себя страна, но ее политика ясна и понятна. Вторжение американцев организовано как деловое предприятие, и оно нас пугает. Первым у нас появился Красный Крест, затем была оказана щедрая помощь одеждой, но только служащим железной дороги, которой и хотят завладеть Соединенные Штаты, а когда пришли солдаты, то они стали распространять среди населения листовки, предлагая помочь им организовать такую же, как у них, республику (не спросив, подходит она нам или нет). Их поведение внушает нам беспокойство. Национальный характер как американцев, так и японцев далек от нашего, мы не чувствуем себя комфортно ни с теми, ни с другими. Мы союзники с Англией и Францией и не только с военной точки зрения, мы люди одной культуры. Нам нечему учиться у Америки или Австралии, их культура слишком молода. Культура Японии глубока, но абсолютно не похожа на нашу. И все-таки нам кажется, что мы найдем с Японией общий язык. Наши военные настолько восхищаются японской армией, что наше поражение в 1904 г. не оставило у них горького осадка. Японские войска ведут себя повсюду безупречно. Дисциплинарные нарушения у солдат – редчайший случай, офицеры не занимаются торговлей, какую без стыда и совести ведут и русские офицеры и иностранные».