Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

Сибирская война велась немалыми силами – от 140 000 до 150 000 у красных – на фронте протяженностью около 900 километров, так что о непрерывной линии фронта не могло быть и речи. Зима здесь длится по шесть месяцев, бескрайние равнины становятся сугробами высотой в два-три фута, а в низинах до двенадцати. Леса недоступны. Поэтому все военные действия вынужденно сосредоточились вдоль дорог. И продвижения вперед и отступления – если только речь не идет о небольших отрядах лыжников – происходят исключительно по дорогам и тропам, которые не может покинуть кавалерия.

Война, загнанная в эти жесткие границы, приобретает крайне свое образный характер. Противники сталкиваются на дорогах, защита которых относительно нетрудна. Задача всякий раз состоит в том, чтобы окружить отряд противника и его изолировать. Окруженные брались за штыки, чтобы прорваться, в редчайших случаях.

Все сидят по занятым деревням. Боевая колонна отправляется по тропе, собираясь зайти в тыл вражеского гарнизона. Противник, по чувствовав опасность, отправляет свою колонну по перпендикулярной тропе, чтобы отрезать противнику путь назад. И первая колонна вынуждена вернуться.

Иногда две мощные вражеские колонны подходят с двух противоположных сторон и берут базовую точку противника. Когда они возвращаются с победой к себе, их встречают салютом. Так 46-й Сибирский полк занял Терегулово, а 231-й советский – Адзитарово.

Атаки кончаются успехом только в том случае, если ведутся быстро и с воодушевлением. Можно себе представить, как комична и гибельна подобного рода война в стране, где флегма и упрямство тормозят любое действие.

Толбазы, 3 апреля

Ночуя у директора татарской школы в деревне Бузовьязы, я долго беседовал с ним, пытаясь побриться без зеркала, водя бритвой вслепую по щекам, что вызывало сочувственные и насмешливые «ахи» и «охи» у женщин и детей, столпившихся у двери.

Глава семейства меня уверил, что мусульмане рады уходу красных и нашему приходу, но они не хотят принимать активного участия в гражданской войне. Они другой расы, аванпост Монголии и Кавказа, им неинтересны распри русских. Вообще-то, они крестьяне и мало похожи на своих собратьев, кавказских горцев, хотя и сохранили память о воинственности предков, совершавших набеги.

Люди они подвижные, но не мощные, смуглые, с живыми глазами, очень привязанные к своей религии и укладу. Основное их желание мирно жить в кругу своей общины. Женщины, некрасивые, ходят с открытыми лицами, держатся скромно и с достоинством, Дома, за исключением домов священника и директора школы, бедные, неухоженные. Мы оказались среди побежденного народа, отброшенного на задворки христианской цивилизации.

Еще деревенские жители сказали, что красные принудили их выполнять их требования. Но и мы не можем говорить с ними мягче, а то они запрячут свои скудные запасы подальше, и мы вообще ничего от них не получим. Стало быть, нужно повышать голос и трясти их, потому что они подчиняются только силе, а наши тылы ничего нам не присылают.

Мы уезжаем рано утром. Генерал Бангерский, его адъютант и я укладываемся в плетеную ивовую корзину на полозьях – обычный для здешних мест зимний вид транспорта. Нас сопровождают казаки на случай вполне возможной кавалерийской атаки.

Старинный тракт, ведущий от Уфы до Стерлитамака, – единственная дорога, по которой движутся в обе стороны все сани и все артиллерии, вражеские и дружеские. Он похож на вздыбленное бурей море, чьи буруны заморозил мороз. Лошади с трудом тянут наши сани через рвы, глубиной иной раз больше метра, эти рвы пересекают дорогу и встречаются нам через каждые десять-двенадцать километров.

Ветер улегся. Рассеивается туман, и тусклое зимнее солнце окрашивает красным старые березы, что растут вдоль дороги. При нашем приближении с равнины, где лежат окровавленные люди и лошади, поднимаются тучи воронья. Их клювов избегли редкие мертвецы, что лежат у самой обочины, шум дороги отпугивает ворон, и они лежат, белые и твердые, как камни. Мертвых не хоронят. Хотя я не раз замечал солдат, которые останавливают сани и, молча, их рассматривают. Для них это трупы врагов.

Мы остановились в Толбазах переночевать. Путешествуем мы благополучно, но небезопасно.

Враг отступает по тракту, забирая из близлежащих деревень свои гарнизоны. Череда саней длиной в несколько десятков километров [314]тянется в панике к югу. Наша 12-я дивизия и 45-й полк преследуют их на тракте, а другие, справа и слева, грозят окружением. Полки 41-й и 46-й обогнали 45-й километров на десять и взяли врукопашную деревни, которые им были указаны. Однако из-за нашего быстрого продвижения мы потеряли связь с соседом слева. А отступающие красные могут сыграть с нами дурную штуку: зайти по поперечной дороге нам в спину. Дорога эта, но не вся целиком, под контролем нашего 47-го полка, который потерял четверть своего состава в недавних сражениях.

Но мы надеемся, что войска, отъезжающие на санях с таким количеством добра, заняты в первую очередь своим спасением. Красную дивизию, отступающую по дороге, ведущей от Архангельского завода на Стерлитамак, преследует 3-я бригада оренбургских казаков, действующая на востоке. Но на казаков можно рассчитывать только тогда, когда они чувствуют полное поражение противника. Красных, отступающих без значительных потерь, нельзя считать побежденными.

Я ночую у татар вместе с тремя офицерами-артиллеристами, которые участвовали в Великой войне. Изучив в комнате кровати и диваны, кишащие насекомыми, мы легли на соломе. Среди ночи раздался телефонный звонок. Полковник Шлезинский схватил трубку и узнал, что две тяжелых батареи и две легких (у каждой по два орудия) стоят под яростным огнем противника. Батареи получили приказ обстреливать позиции противника на рассвете и просят немедленной поддержки боеприпасами. У тяжелых батарей – у одной 35 снарядов, у другой 40; у легких соответственно 5 и 10. Полковник в ярости от бессилия кричит в телефон: «Исполняйте приказ командира корпуса! Мне нечего вам послать! Соблюдайте строжайшую экономию! Завтра получите боеприпасы у противника!»

Повесив трубку, тут же отправляет телефонограмму в корпус: «Предлагаю немедленно отозвать батареи с фронта. Они в опасности. Вот уже много дней не поступают боеприпасы».

Беда в том, что наши боеприпасы вот уже неделю находятся в Чесноковке, но нет саней, чтобы их к нам переправить. В Уфе, где разместился генерал, начальник артиллерии 4-го армейского корпуса [315], ответственный за снабжение фронта, саней в избытке, но куда веселее ходить по ресторанам с нестрогими красотками и вести образ жизни, достойный дворянина, а не скучать в деревне с дикарями, где к тому же чертовски холодно и опасно.