Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

К неизбежным нестыковкам и неурядицам теперь прибавились еще и предательства. К нашей армии, состоящей из мобилизованных крестьян Уфимской, Пермской и Акмолинской губерний, которым незачем было переходить на сторону врага, прибавились украинцы, одетые в новенькую английскую форму. Вместо того чтобы рассеять их среди сибиряков, из них организовали отдельные отряды. Возможно, для того чтобы облегчить им предательство. Им поручали боевые действия на железной дороге, очевидно, внедряя в них идею о сдаче и возвращении на родину. Большевистская пропаганда не замедлила этим воспользоваться. Под Бугурусланом украинский полк, любимец генерала [В. О.] Каппеля и английской миссии, уничтожил офицеров (говорят, около 200 человек) и единодушно присоединился к атакующим красным, оголив таким образом фронт [321].

Череда мелких неудач по всей протяженности фронта говорит о том, что не стоит надеяться на быстрый успех. Мгновенно занять правый берег Белой будет невозможно, и в глазах усталых подавленных солдат эта крупная операция воспримется как новая неудача.

Тысячи вагонов с боеприпасами и провиантом, артиллерия трех армейских корпусов, выдвинутая вперед ввиду похода на Самару, теперь собраны в одном месте перед плохо обороняемым фронтом. Отступление несколько подавленной армии перед гораздо лучше снабжаемым противником сосредоточивается на участке желез ной дороге от Чишмы (пункт, где соединяются линии, ведущие от Симбирска и от Самары) через мост через Дёму к Уфе.

Местность между Белым и сегодняшним фронтом уже обречена быть оставленной, туда понемногу перемещается враг, на нее постоянно совершает набеги красная кавалерия, и наши войска, такие разношерстные, едва сопротивляются постоянному напору вражеских войск.

В этой зоне вдоль железной дороги сторожевые посты, расположившись под открытым небом возле станций и полустанков, следят за подступами к полотну. С заходом солнца в степи и в лесах зажигаются большие костры.

Во время нескончаемо долгих вечеров солдаты, лежа или сидя вокруг костра, предаются отрадным воспоминаниям о городской жизни, слушают песни или смотрят танцы, которые иной раз с изумительным мастерством исполняют местные умельцы. Отъезды и приезды разведчиков, смена часовых на аванпостах проходят незамеченными среди беззаботного веселья, составляющего удивительный контраст с бедственным положением нашей армии.

Мой вагон движется навстречу основному движению поездов, направляющихся на восток, и за последние сутки почти не продвинулся. В Туркане остановился окончательно.

Этим утром командование приказало отвести все поезда на станциях и полустанках на боковые пути, и по основному загрохотал тяжелый и грозный бронированный поезд, везущий на своих платформах пулеметы на фронт.

И я с двенадцати часов не могу тронуться с места, застрял на полустанке Туркан в 6 километрах от Чишмы. Поблизости слышны выстрелы из винтовок. Наши аванпосты отгоняют вражескую кавалерийскую разведку. Красные предпринимают усилия, чтобы перерезать путь между Чишмой и Уфой, где скопилось около тысячи вагонов. Я, боясь потерять свой вагон, постарался прицепить его к первому поезду в сторону Уфы.

Уфа, 20 мая 1919 г.

Артиллерия отступает по плохим дорогам с излишней, пожалуй, поспешностью. Тяжелые транспортные колонны во главе с мощными отрядами кавалерии ищут новые позиции в тылу, которые в скором времени тоже будут оставлены, так как не имеют опоры в пехоте.

Штабы отсылают поезда в тыл, оставляя себе в качестве транспорта автомобили и верховых лошадей. Едут вагоны штабные, вагоны санитарные, интендантские, с людьми, с военными мастерскими, едут платформы с понтонами и пушками, подводами и санями и разными другими транспортными средствами. Составы с невероятной медлительностью движутся по направлению к Уфе по дороге, которую прокладывали вовсе не из стратегических соображений. Остановки возникают у Дёмы, перед большим мостом через Белую и в самой Уфе. Но беспорядок только кажущийся: поезда из 70, а то из 75 вагонов, замедляющие ход на каждой станции и ползущие со скоростью 2 километра в час, все-таки передвигаются в безопасную зону.

Отступая, наша армия разрушает небольшие мосты, чтобы помешать вражеским броневикам. В случае необходимости она пожертвует даже большим мостом через Дёму. И это варварское деяние после одиннадцати месяцев борьбы, в которой ни ожесточение, ни отчаяние не доходило до мысли о невозможности реванша, станет признанием непоправимого поражения.

Аша-Балашовская, 1 июня

Оставив свой вагон в безопасном месте, я снова поехал на фронт. Гражданским и военным чиновникам трудно было понять, как можно при отступлении ехать в противоположную сторону. А я сел в теплушку вместе с десятью офицерами и двадцатью солдатами и получил возможность смотреть и наблюдать.

Надежды, еще месяц назад только радужные, и теперешнее отступление составляют такой контраст, что поползли самые невероятные слухи, к ним стали прислушиваться даже высшие офицеры, а проверять их трудно, так как связи между штабами нет вот уже несколько дней, она прервалась и пока еще не восстановлена. Между тем люди верят, что наше отступление – часть генерального плана, что армия [Р.] Гайды уже в 120 километрах от Казани и возьмет вот-вот этот последний редут большевизма, что бегство красных и объединение с Деникиным вопрос ближайших дней, ну и так далее. Мужественные опять воодушевлены.

Многие штабисты заслуживают уважения. Штаб генерала [С. Н.] Вой цеховского, командующего 2-м Уфимским армейским корпусом, дважды находился на расстоянии ружейного выстрела от врага и не трогался с места. А штаб генерала Каппеля сел на лошадей и в окружении верховой охраны отправился проверять работу полка. Пятидневное отсутствие вестей от него стало источником всяческих оптимистических догадок, я о них уже говорил. И все же удивительно, что связь с помощью казачьих постов так и не восстановлена.

Между Аша-Балашовской и Уфой, 2 июня

Не прекращается движение на восток. 3500 вагонов перевозят армейское снаряжение и уфимскую буржуазию. Правительственные чиновники, местные власти, служащие железной дороги, священники, богатые и бедные горожане, христиане, иудеи, мусульмане – все, кому при красном терроре грозила смерть или служебные неприятности и кто по своему общественному положению или связям могли раздобыть вагон, пассажирский, товарный или для перевозки скота, все тронулись в путь. Двери вагонов открыты, и можно наблюдать муравьиную тщету человеческих усилий.

Эти бедные люди месяца два тому назад вернулись в Уфу с мебелью и скарбом, доверившись обещаниям и прокламациям, полным оптимизма, и принялись восстанавливать разрушенные семейные гнезда. На этот раз они берут с собой только то, что им дорого. Например, одна дама, помещица, которую я встречал в Стерлитамаке, отправилась в путь с двумя детьми и пятью лошадьми, они все вместе в вагоне для скота. В других вагонах по два-три семейства, люди явно с положением, хорошо одеты, они ухитряются даже в этих суровых условиях поддерживать чистоту. Иной раз картины невероятные: вокруг стола с огромным самоваром сидят веселые девушки в светлых платьях. Но чаще в вагонах, где ожидаешь увидеть коров или лошадей, сидят, сгорбившись, люди с тревожными мрачными лицами.