Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

Вечером я приехал к полковнику [А. М.] Слотову, командиру 14-го [Уфимского стрелкового] полка. Он оренбургский казак, крепкий, приземистый, энергичный. Любит войну ради войны, разделяет ненависть своих солдат, воодушевляет их речами. Как генералы Бангерский, Косьмин, Гривин, полковники Молчанов, Ларионов, он из когорты высших офицеров-патриотов, каких не так уж много в Сибири, эти люди обладают бесстрашием, просты в обращении, в ладу со своими людьми, входят в их нужды и тяготы. По существу, эти офицеры как нельзя лучше подходят для частей, состоящих из солдат, которые не сами захотели, а вынуждены воевать, и они могли бы сделать гораздо больше, если бы их поддерживали тылы, которые их бросили или все равно что бросили. Пропасть разделяет полки, которые воюют в изоляции и страшной нужде, и штабы, которые управляют их боевыми действиями с расстояния в тысячу пятьсот верст. Мнения этих двух сторон о пополнении, учении, вооружении сражающихся отрядов диаметрально противоположны.

Из-за малого количества войск и большой протяженности фронтов, из-за спонтанности действий противника сибирская война представляет собой цепь неожиданностей и случайностей. Она требует от командиров отваги, инициативы, готовности к нестандартным действиям. За теми из них, кто благодаря опыту этой партизанской войны заслужил славу отважных, а значит, успешных, охотнее идут люди.

Год тому назад офицеры, о которых я говорю, собрались под эгидой чехов (мы найдем иностранцев во всех начинаниях, какие возникали в Сибири), они были первыми добровольцами, сплотившимися вокруг русского флага. Эти офицеры, занявшие серьезные посты, стали сегодня главными исполнителями военных действий в этой войне, исполнителями, которые не могут повлиять на ее ход.

В тылу, вдалеке от фронта, офицеры, чей военный опыт был прерван пребыванием в Китае и сибирских столицах, формируют подразделения, снабжая их в изобилии оружием, экипировкой и всевозможными удобствами. А воюющие полки, которые ведут войну вот уже год, находятся на самообеспечении, они должны сами добывать себе провиант, обмундирование, оружие, а когда смеют жаловаться, им цинично советуют пойти и забрать все это у красных. Но сейчас решено отступать, и воюющим будет очень не хватать обильных, находившихся под строгим контролем, запасов красных.

Ново-Турбаслы, 5 июня

Полковник Слотов ознакомил меня со своим полком. Представьте себе сотни молодых людей с нездоровыми лицами, выражающими при этом решительность и решимость, одетых и вооруженных кое-как. Они напоминают скорее разбойничью банду, чем регулярный армейский полк. Кители, френчи, фраки, поддевки, рубахи в заплатах или прорехах. Каких только нет штанов – от рейтуз в обтяжку до шаровар всех цветов, но голое тело торчит из любых дыр. А головные уборы! Серые, коричневые, черные, зеленые фуражки, вязаные колпаки, меховые треухи [328], фетровые и касторовые шляпы, папахи, ушанки, каскетки [329], тирольские шляпы… На ногах сапоги черные, ярко красные, желтые, штиблеты, валенки, гетры, гамаши [330] – все в ужасном состоянии, жалкие остатки доисторической коллекции. Один солдат из девяти или десяти вообще босой. Встречаются и сияющие в новом обмундировании и блестящих сапогах: счастливчику повезло – убил высокопоставленного коммуниста.

Но несмотря ни на что, эти люди воюют вот уже год, не имея иной раз даже обмоток, чтобы согреть ноги в 40-градусный мороз (на протяжении нескольких месяцев люди не имеют обуви). Военную кампанию они начали в Екатеринбурге в сентябре 1918 г. с пятью патронами на человека и без единого пулемета, теперь в полку, одетом в лохмотья, 70 пулеметов, отнятых у врага.

Источник удивительных боевых качеств солдат в обостренном религиозном и расовом чувстве. Полк на 75 % состоит из мусульман (башкир) Златоустовского уезда, который изрядно пострадал от большевистских отрядов. Число добровольцев (примерно 200 из 900 человек, составляющих полк) достаточно большое. Мусульмане, чувствуя себя заодно с обиженными православными, чьи церкви и монастыри им приходилось защищать, привносят в атаки частичку священной ярости, какую возбуждают в истинных правоверных слишком уж ревностные гонители веры: «Неверующего ведет ложь. Верующего светоч веры» [331]. Один молодой человек сказал мне: «Большевики нам сказали, что вся Россия должна думать обо всем одинаково, что мы должны отказаться от своих взглядов. Они забрали у наших родителей зерно и хлеб и хотят забрать у нас веру. Мы не подчинимся!».

Безжалостная суровость к врагу – вот еще одна причина успешных действий этого полка, так я считаю. Обнаружив офицеров и своих товарищей, убитых с жестокостью, эти солдаты неукоснительно используют право наказания. Молва об их храбрости и неумолимости такова, что противник от них разбегается. В этой войне тактика небольших отрядов состоит в стремлении окружить врага. Угроза быть отрезанным от базы вынуждает врага мгновенно ретироваться.

Правительство Омска колеблется между казаками, желающими противостоять большевистскому террору нагайками, и иностранцами, проповедующими более гуманные принципы, но не без корыстных целей. Сейчас, когда я пишу, военные прокуроры арестовывают и отправляют в тюрьму офицеров, которые наказывали вражеских пленников. Отправляют в тюрьму заслуженных военачальников за то, что они плохо обращались с коммунистами или их расстреляли [332]. Если бы в Омске так же преследовали тех, кто ловит и уничтожает заговорщиков, посягающих на драгоценные жизни адмирала, министров и 2500 офицеров правительственных служб, никакого правительства давным-давно бы не было. Война и на Западном фронте – между людьми более цивилизованными и более мягких нравов – не обходилась без многочисленных жестокостей. Они необходимы, чтобы лишить противника преимуществ, какими он мог бы воспользоваться. Во всех войнах самые жестокие и бесчеловечные выдумки становятся законом. Только сильный имеет право на благородство. Благородство слабого никогда не расценивается как добродетель, только как расчет.

Ново-Турбаслы, 5 июня

Река Белая разделяет противников на протяжении 200 километров, похоже, все реки Сибири представляют собой идеальную оборонительную линию. Около нас, однако, река делает изгиб, образуя почти что полуостров, который трудно надежно защитить. Противник – на нашем уже берегу и занял его нос. Укрепленные позиции противника защищают лес и пулеметы с левого берега. К тому же у него есть великолепный пункт наблюдения – холм, поднимающийся на повороте реки.

Напротив нас, возле деревни Красный Яр, противник держит наготове пароход, который наши войска, к несчастью, оставили на том берегу и который невозможно взять на прицел из-за леса, о котором я уже упомянул. Наши батареи получили задание неприцельным огнем уничтожить его, потому что на нем можно перевезти на наш берег пушки. Прежде чем истратить 45 снарядов, которые нам подвезли, нам надо установить наблюдательный пункт в том лесу, из-за которого мы не видим пароход. Для этого нужна сотня человек с энергичным командиром, но, видимо, с некоторых пор внутренняя пружина у людей ослабла. Приказ пойти и поджечь лес не был исполнен: «Там сплошное болото!» Другой приказ: «Сбросить красных в воду и поставить там огневую точку, которая будет корректировать огонь!» тоже не был исполнен: «Мы не знаем, сколько там красных». Траншеи на полуострове, которые я тщательно осмотрел, находятся на расстоянии полукилометра от леска, где засел противник. Ни у кого нет ни малейшего желания двигаться вперед. Артиллерия стоит на месте, пехота заняла оборонительную позицию, и жалуются друг на друга. Инициативный дух угас.