Александр Волынцев - Город горького шоколада

– Это, видимо, когда пришел Берия. Опубликованы сведения, что после его прихода в 1939—1940 годах были освобождены из мест лишения свободы и реабилитированы, по одним данным, 837 тыс. человек, по другим — 223,8 тыс. заключенных из лагерей и 103,8 тыс. ссыльных.

– Возможно… Но непосредственно нашей семьи репрессии не коснулись. Мой отец окончил два класса. Правда, он потом много читал, но два класса есть два класса. Мать моя ни одного класса не окончила. Она читала по слогам. А расписывалась кое-как. Так что я, как говорится, с самых низов. Мать говорила: «Надо учиться!» Житейская мудрость…

– А родом вы откуда?

– Город Балашов Саратовской области. Мать была из деревни в сорока километрах от Балашова. А отец – из другой деревни, рядом с Балашовым. Потом, при мне уже, она вошла в состав Балашова.

– Оттуда вы и поступали в институт?

– В Балашове хорошая школа. Это был уездный город. Там были преподаватели старого поколения – дамы. Я знал, по крайней мере, четырех из тех, которые из дореволюционных школ. Старомодные, строгие, безупречные, суровые… Но мы были к ним полны уважения. То есть там хорошо учили. Конечно, после окончания школы надо было куда-то уезжать. Там ведь заводы были, мясокомбинат… В то время авиаучилище большое было. Если вы читали книгу «Два капитана», то помните, что главный герой учился в Балашове. В этом училище. Это было училище транспортных летчиков. Его теперь куда-то в Ейск перевели. А чтобы продолжать учебу, нужно было уезжать.

– Как сложилась жизнь ваших родственников?

– Брат (1927 года рождения) ушел в армию, когда ему еще и 16 лет не было. Сразу в танковое училище. Закончил училище младшим лейтенантом, поехал за танками в Горький. Им танки не выдавали. А тут и война кончилась. Он всю жизнь страшно переживал, что не довелось участвовать в военных действиях. Причем это не то что геройство какое-то, а чувство того, что свой долг не выполнил до конца.

И так получилось, что я раньше его окончил вуз. А когда его демобилизовали (он ушел в училище, не окончив 10-й класс), я ему помогал учиться.

Затем он всю жизнь проработал в Жуковском, в летном исследовательском институте, где испытывают самолеты. Туда же пришел после фронта и муж нашей сестры, он там в кадрах работал. Брат мой руководил группой, которая организовывала дальнюю связь. Когда испытывали «Буран», они ходили в море, становились где-нибудь в океане – специальный корабль, тогда не было кругосветной дальней передачи, поэтому корабли по траектории вставали на морях. Он бывал в таких экспедициях. Он умер два года назад.

А сестре было 96 лет. Она тоже в Жуковском жила. Еще прошедшим летом я к ней ездил. А в июле этого года ее не стало…

Я – младший из нашего семейства. Жалею, что у матери подробности не спрашивал. А первый их ребенок был 1910 года рождения. Тоже Александр. И меня, восьмого, тоже назвали Александром.

Что ни говорите, а я до сих пор удивляюсь той тяге к знаниям, которая была свойственна этому поколению. Пережившие войну, помнившие, что такое настоящий, изнуряющий голод, который невозможно было бы утолить и тонной сникерсов (да и слов-то таких тогда в обиходе не существовало), эти люди готовы были и дальше ограничивать себя в еде, одежде и сне, лишь бы продолжать учебу…

Вот и Александр Николаевич в 1947 году подал документы в Московский энергетический институт (МЭИ). Поступал на факультет «Автоматика и вычислительная техника», но поскольку нуждался в общежитии, а этот факультет общежития не имел, то пришлось пойти на другой факультет, на электроэнергетический.

Через год ему как отличнику и к тому же имеющему чистую анкету (то есть никто из родственников не был ни осужден, ни в оккупации не побывал) предложили перейти на спецфак – физико-энергетический факультет. В том же МЭИ.

– Там не было первого курса, и попасть туда можно было только со второго курса. По завершении 4 курса нам объявили, что нас всех переводят в Московский механический институт (ММИ). И я в 1953 году оканчивал уже ММИ. А в 1954 году он стал называться Московским инженерно-физическим институтом (МИФИ).

– Каковы были требования в тогдашних вузах?

– С нас шкуру драли (смеется). Мы же на спецфаке учились. Всю технику нам читали плюс университетский курс по физике и математике.

Кстати, у нас ни одной девушки на курсе не было… Мы не знали, что такое с девушками встречаться, «любовь крутили», как правило, по почте.

Моя будущая супруга училась в Ленинграде в университете, а я в Москве. А родом мы с одного города. Иногда я, накопив деньги на билет, приезжал на праздники в Питер. Мы ходили там в театры, в кино, в музеи. Недолго. День, два. Когда она ехала домой через Москву, аналогично проводили время и в Москве. Мы не мучились, честно говоря.

Это было послевоенное время, мы все были отличники или около, и вот эта жажда знаний была главной. Понимаете, в чем дело? И это было не напускным чем-то, а естественным.

Когда мы собирались, говорили: «Слушай, я вот читал в той книжке, у такого-то автора, приведена вот такая электронная схема…» Сейчас я понимаю, что наш уровень знаний был скромным, выходец из института – это лишь начало, фундамент, еще не устоявшийся. Но все равно это был наш интерес, и это был главный интерес жизни.

И у нас не вставал вопрос, какую зарплату мы будем получать. Не вставал. Мы знали, что зарплата будет маленькая.

С третьего курса мы были уже распределены по научно-исследовательским институтам (чаще всего – по академическим), и два дня в неделю мы занимались в этих институтах.

Я был с товарищем в физическом институте Академии наук. Тогда этот институт считался головным в стране. Директором был Сергей Иванович Вавилов. Там начинали все сегодняшние Нобелевские лауреаты. Я хорошо лично знал (и он ко мне тоже хорошо относился) Павла Алексеевича Черенкова, автора знаменитого эффекта Вавилова-Черенкова.

– «Свечение Черенкова» – его именем названо?

– Да. Совершенно верно. Он тогда еще не был Нобелевским лауреатом, но его книга уже была издана. Гинзбурга рядом с нами я часто видел. Он был тогда молодой, вёл себя несколько, как мне тогда казалось, высокомерно… Будущие лауреаты Нобелевской премии Г.Н.Басов и А.М.Прохоров тоже там трудились. Больше Прохорова встречал. Но они все оттуда. Тамм, Франк – тоже лауреаты, вместе с Черенковым…

– Чем еще запомнились студенческие годы?

– Экспедициями на Памир. Мы работали в лаборатории космических лучей. Там был подход такой: аппаратуру ты налаживаешь сам. Вот мы получили аппаратуру, которая только что из-под монтажа. Она только-только «задышала». Нам ее отдали – езжайте на Памир. Уже времени нет. Приехали и месяц мы ее там налаживали. Сами понимаете, студенты, а аппаратура – такой не было в мире ни у кого. Сейчас она кажется мне примитивной, а тогда – не было.