Василий Песков - Окно в природу-2004

Ловят тут, на Казинге, тилапий, небольших сомиков с названием кэт-фиш и частенько ловят очень больших сомов. Рыбу солят и вялят - для еды и продажи. А вблизи озера Джордж рыбаки выкапывают в затвердевшей грязи высохших водоемов комья ила с оцепеневшей в них рыбой протоптером. Её ни солить, ни вялить не надо. Обматывают грязевой кокон веревочкой и несут на базар. Странную эту покупку приносят домой и опускают в воду. Ожившая рыба начинает плавать.

Не встретили мы на протоке «зверей», каких боялись больше всего, против которых пили таблетки и наготове держали всякие мази. О комарах речь. Не знаю, как объяснить, но в краю, где воды относительно много, этих разносчиков малярии мы почему-то даже ни разу не видели.

Две недели в Уганде

В 1961 году мы с Генрихом Боровиком были посланы в Сомали сделать путеводитель - молодая республика надеялась по примеру соседней Кении привлечь туристов. Путеводитель не получился - животных в полупустынной стране оказалось немного. Но кое-что мы все же увидели.

Помню утро. Наш проводник - «белый охотник» итальянец Джульяно - решил, что консервы порядком нам надоели и надо добыть какую-то дичь. Жертвой стрелка стал орикс - самец антилопы с длинными, как лыжные палки, рогами. Джульяно, снимая шкуру с добычи, сказал: «Заметьте время. Через три-четыре минуты на этом дереве рядом появятся гости».

Гости - двенадцать громадных грифов - появились через четыре минуты. Джульяно объяснил нам эту оперативность. Грифы, как только солнце прогреет землю, в восходящих потоках воздуха поднимаются вверх. Расположившись в шахматном порядке - не терять из виду соседей, - птицы патрулируют в небе. Имея превосходное зрение, грифы внимательно наблюдают за всем, что происходит внизу: ночью удачно охотились львы и что-то оставили после пира, либо сам лев уже не может подняться от старости и скоро станет жертвой гиен; гепард, убив антилопу, обедает - что-то останется и после него. Или вот - выстрел... Увидев возможность чем-нибудь поживиться, гриф, как пикирующий самолет, устремляется вниз. И вся «патрульная служба» пикирует в то же место. А внизу, наблюдая приземление грифов, гиена хорошо понимает, куда ей бежать.

Наши гости сидели на дереве, спокойно дожидаясь нужной минуты. Когда мы взяли свою часть добычи и сели в машину, грифы моментально слетели с дерева, и началась драка за лучший кусок «за столом». Минут двадцать мы наблюдали свалку, в которую включались отовсюду подлетавшие падальщики. Это был большой шевелящийся ком перьев, из которых торчали голые шеи и мощные клювы. Те, кто был сильней и проворней, наевшись, ковыляли в сторону, не способные от тяжести съеденного взлететь. Картина этого пира была отвратительной. Но интересно было понаблюдать один из важных моментов жизни саванны. Среди подлетающих едоков выделялись два голенастых аиста марабу с огромными клювами и робкие, сидевшие в стороне не очень большие черно-белые стервятники. Они приступили к еде, когда от орикса остались рога, копыта и белые кости. Тонкими, похожими на пинцеты клювами стервятники добывали волокна мяса из таких мест скелета, куда ни грифы, ни марабу массивными клювами добраться не могут. «Кости тоже не пропадут. Если увидит их бородач, то унесет в лапах - бросит сверху на камни и, расколов, поживится костным мозгом», - объяснял нам Джульяно.

Позже в саваннах Кении и Танзании я много раз видел пир падальщиков. А тут, в Уганде, мы стали свидетелями того, как сотни две грифов делили огромную тушу мертвого бегемота.

Бегемоты чаще всего погибают от междоусобных драк. Одного израненного зверя мы наблюдали, когда он был еще жив. А через три дня издали, с лодки, увидели слет жаждущих пира птиц. Бегемот, испустив дух, дня три пролежал на кромке воды, раздувшись, подобно воздушному шару. Толстая кожа его размякла, и мощные клювы грифов ее теперь пробивали. Трудно сказать, с какого пространства слетелись эти санитары саванны. Мы застали момент, когда тушу мертвого бегемота не было видно - шевелилась гора из перьев...

Чем всё кончается в таких случаях, мы видели тут, на протоке. У кромки воды лежали очищенные, похожие на грабли ребристые скелеты бегемотов и буйволов.

Утилизация всего, что умерло, - часть жизни саванны. Четкую границу между падальщиками (по-научному некрофагами) и охотниками провести трудно. Львы не очень разборчивы, они охотятся, но и падалью не побрезгают. Гиены - типичные падальщики, но они и охотники - жадные, беспощадные, прикончат ослабшую антилопу или долго будут другую преследовать, понимая, что скоро она может родить. Младенец, покидая чрево матери, окажется в отвратительной пасти гиены. Но надежнее всего для этого зверя, наблюдая за парящими грифами, бежать в сторону, где они приземляются. На общем пиру с птицами гиены ведут себя как хозяева. Чаще всего грифы просто сидят в стороне и ждут, когда гиены насытятся.

Едят падаль шакалы. Львы относятся к ним терпимо, кажется, даже с некоторой симпатией, и шакалы это хорошо знают, хватая куски из-под лап главной фигуры саванны в пожирании плоти. Но для шакала падаль - пища черного дня. Обычно он добывает еду охотой на зайцев, маленьких антилоп, птиц, мышей, ящериц и даже кузнечиков. Обликом и повадками шакал похож на нашу лисицу. Бывает, пускается он на хитрость - прикидывается мертвым и хватает некрупного простоватого сипа.

Птицы-падальщики тоже не прочь за кем-нибудь поохотиться. Но для них надежнее то, что уже не прячется, не убегает. И их санитарная служба в саванне исключительно хорошо налажена благодаря множеству глаз, следящих за всем, что происходит внизу, на земле. Все придерживаются порядка: сильным - первый кусок, остальные «оближут тарелку». Среди них грифы - самые многочисленные. И это чистые падальщики, они не охотятся, лишь ждут мертвечины. В противоположность грифам среди плотоядных зверей есть только один, кто презирает падаль, даже к остаткам своей добычи никогда не вернется, на его столе только свежее, с кровью мясо. Это гепард.

Его родственник - коварный и осмотрительный леопард - тоже предпочитает охоту, но голодный, он не побрезгует падалью. Сам же падальщиков презирает и, зная, что остатки еды, пока он спит, будут съедены, забираясь на дерево, втаскивает на него то, что осталось от трапезы, - иногда почти целую антилопу и даже зебру.

Среди птиц-падальщиков особо надо выделить аиста марабу и того, чьим обобщающим именем (стервятник) называют всех пожирателей мертвечины. Марабу вездесущ. Долговязую его фигуру с громадным клювом и шейным мешком для еды почти всегда увидишь среди пирующих грифов и сипов. Но чаще марабу маячит около свалки, кухни, бойни - всюду, где есть чем-нибудь поживиться, и хватает всё, что успеет схватить, - шматок мяса, кость, окровавленную тряпку. Он долго может стоять у привала туристов, и если кто-нибудь зазевался - бутерброд мгновенно исчезает, схваченный ловкой птицей.