Марк Бойков - Кто же спасет Россию?

Нынешняя надстройка – псевдоклассовая. Ни пролетарская, ни крестьянская, ни буржуазная. Произошла смена с перекрашиванием элит с целью овладения потоками финансирования, владения и распределения при образовавшейся бесхозности в экономическом базисе. Она строится под диктовку номенклатурного блока, где нет места творчеству. И народу – тоже нет места. Он приглашается только на выборы и референдумы. Все другие его выступления дезавуируются. А поэтому нужно удалить из надстройки политику как наследие прежних антагонистических формаций. И сделать общество не сонмищем бесконечно сменяющих друг друга расчетливых выдвиженцев, а содружеством свободных членов свободного общества.

Мы вышли из животных, и только те из нас, которым раскрытие способностей и дарований представляется смыслом их жизни, заслуживают высокого звания Человек. Не по правительственной субординации, учености или воинскому званию, а по созидательной направленности принятых на себя целей. Но чаще всего именно потребители отодвигают с руководящих постов подлинных созидателей, захватывая позиции номенклатурных должностей. И изменить это не представляется возможным.

Поэтому единственный путь к оздоровлению общества – не борьба каждого с каждым в конкурентной борьбе за признание или выдвижение, а ликвидация надстройки с ее ценностными критериями по проекту Маркса-Энгельса-Ленина. Пока гений пробьет себе дорогу, бездарь успевает выслужиться. Людей нельзя переделать вмиг, и именно поэтому тратится много сил и кладется жертв. Именно поэтому нужно устранить идеологию и политику из надстройки, срезать номенклатурные мотивы и личностные установки, построенные на карьерных вожделениях.

Разумеется, нельзя вмиг отменить ступени роста, уровни положения, выработанный уклад управленческой системы. Но при всех назначениях необходимо определять личностный посыл субъекта: созидатель он по своим установкам или потребитель, жаждущий должности и престижа.

Срезать антинаучную часть номенклатуры, готовую при всяком кризисе предавать все истины ради собственных упований и расчетов, – вот смысл устранения идеологии и политики из надстройки, перехода к прямому самоуправлению общества.

Наиболее простое (и потому более точное!) определение ей дается в «Словаре иностранных слов» /«Советская энциклопедия», М. – 1964/. То есть не у экономистов и не в учебниках. «Инфляция, – говорится в нем, – обесценение бумажных денег вследствие выпуска их в обращение в размерах, превышающих потребности товарооборота». Из этого следует, что если бы всю ценовую массу товарооборота удалось привести к равенству с количеством обслуживающих его денег, то инфляция прекратилась бы. Но невозможно остановить и учесть все производство, чтобы как-то синхронизировать его с печатанием денег. Следовательно, инфляция, как дамоклов меч, будет неизбежно висеть над странами и народами, пока не рубанет по головам, конечностям или чему-нибудь еще.

Инфляция возникла с момента, когда «придумали» деньги, и натуральный обмен начал производиться через их посредство и накопление. Но ввиду долгого развития самого товарообмена она практически не замечалась. Ее вполне разбудила первая мировая война, которая в соревновательном порыве запустила печатные станки едва ли не на всех континентах, во всех развитых государствах.

Вторая мировая усилила ее. Неоколониализм и экономическое закабаление третьего мира сделали инфляцию мировым процессом, приведшим к конкуренции валют, с разными скоростями подкапывающих и подпитывающих друг друга до будущего полного фиаско, что, соответственно, обернется новым переходом к натуральному обмену, с новыми учетными механизмами. Бояться этого не следует. Бояться надо держателям и стяжателям денег. Вопрос встанет о действительной оценке труда и его результатов.

Именно этот вопрос исторически поставила, но не осилила бюрократизированная система социалистической экономики. Зная от Ленина /«Великий почин», ПСС, Т. 39/, что производительность труда – «самое главное для победы нового общественного строя», экономисты, не очень согласуясь с технологическими подходами, подменили ее глубокий смысл упрощенным понятием «количества выработки в единицу времени». И процесс насыщения рынка решали элементарной интенсификацией труда. Как это происходило?

Вот имеется тарифная ставка и норма выработки. При выполнении плана работник получает, скажем, 100 руб. в месяц. Но зарплаты не хватает. И через какое-то время он начинает перевыполнять норму выработки. Сначала понемногу, затем заметнее. Когда это перевыполнение становилось постоянным и более или менее массовым явлением, администрация предприятий, без каких-либо серьезных изменений в производстве, опираясь исключительно на возросший навык тружеников и во исполнение действующих директив, вновь повышала нормы выработки и автоматически снижала расценки на выпускаемую продукцию. Труженик как бы вновь возвращался к прежнему заработку.

Но ведь потребности у него не уменьшились /вступление в брак, рождение детей, просто рост запросов/, и поэтому со временем он вновь приноравливался и начинал перевыполнять план, который через какие-то промежутки вновь повышался.

Повышался план, труженик интенсифицировался. Но это было не стимулированием, а понуждением. Происходил повышенный износ рабочей силы. Ускоряясь, труженик выполнял работу хуже. В результате снижалось качество продукта. Продукт во многих случаях потом не находил сбыта, скапливался на складах, что составляло громадные потери общественного труда. Производство, улучшая количественные показатели, в значительной мере начинало работать в убыток, изводя сырье, материалы, труд.

Таким образом, насыщая потребительский рынок низкосортными товарами, экономисты в значительной мере делали показатели производства условными. Притом, что количество денег оставалось в номинальном соответствии выпускаемой продукции, происходило естественное выхолащивание стоимостного содержания товаров. Инфляция нарастала не от увеличения количества денег, а от сокращения их товарного содержания.

Интересны были и пути правки возникавших кризисов. Если Сталин стремился компенсировать повышенный износ рабочей силы ежегодными снижениями цен на товары массового спроса, то Хрущев, в режиме продолжающейся практики изменения нормативов, открыл еще и череду повышения цен на некоторые товары, что послужило взрывным детонатором к новочеркасским событиям 1962 года и противопоставлению самой власти народу.

Некоторые из ныне живущих граждан помнят также и другие меры борьбы со скрытой инфляцией. Во времена Брежнева через какие-то промежутки происходили довольно регулярные повышения цен на ковры, золото, автомобили. Они сопровождались обычно заверениями, что «эти повышения не затрагивают интересов основной массы граждан». Но так ли это?