Алла Сергеева - Русские. Как мы изменились за 20 лет?

Такое отношение русских к источнику порядка , оказывается, влияет на их социальное поведение. Много раз упомянутое стремление избежать ответственности, нелюбовь и даже увиливание от выбора, делегирование своих прав «наверх», умственная лень, безразличие ко всему – вот социально-психологические проекции русской ментальности, согласно А. Пелипенко.

Это наблюдается внутри сознания одного человека. А если общество к тому же еще и расколото, атомизировано? Люди не приучены собираться, чтобы вместе обсуждать какие-то гражданские позиции, как это делается и в Европе, да и повсюду в мире. Они очень закрыты, особенно в провинции. По пути с работы заходят в магазин, покупают бутылку, чтобы употребить ее содержимое в одиночку или в узком кругу собутыльников. Они просто не нуждаются в более широком общении: их устраивает повседневная рутина.

Личность же, у которой источник порядка внутри себя , – самоактивная, самодостаточная, ей не нужны «сильная рука» и внешний контроль. Такие зрелые и независимые личности в России тоже были. Иным они часто казались подозрительными, их подавляли, изгоняли и изолировали от общества. Это, действительно, были личности , нонконформисты, каких было немало в русской истории – и при Иване Грозном, и при Петре I, и при других царях, и при советской власти.

Но общество по большей части состоит из обычных людей, обывателей. В России – это чаще те, кто не способен найти источник порядка внутри себя . Такие люди, в принципе, мало способны к развитию своей личности. Для них путь к самодостаточности, а значит, и к внутренней свободе, закрыт. Они легко переносят несвободу, ибо для них свобода, лишенная внешнего регулятора, – кошмар и хаос. Они слишком несамостоятельны, а потому ориентированы на человека во власти.

Поскольку роль внешнего регулятора жизни в России добровольно отдается власти (она ведь упорядочивает жизнь!), то ей прощается все. Даже насилие, исходящее от нее, находит свое оправдание. Поэтому власть в России, избалованная покорностью населения, может позволить себе куда больше, чем в иных странах. Она всегда неподконтрольна, пребывает над законом и попирает права граждан.

Так в России происходило веками, и сейчас практически ничего не изменилось. В силу этого власть рано или поздно теряет чувство реальности, не умеет остановиться по-хорошему, постоянно усиливая давление на подчиненных.

В России архаическая система русской ментальности слишком долго пребывала в таком состоянии, чтобы быть в равновесии с культурой большого общества. Свобода как понимание индивидуальной ответственности, как умение внутренне себя сдерживать и не поддаваться инстинктам еще не закрепилась в массовом сознании русских. Поэтому страх хаоса для них имеет форму общественного невроза, фобии.

И здесь речь идет даже не о социальном хаосе – от варварской «волюшки вольной» до погромов и мародерства. В подсознании каждого кроется страх внутренний – перед необузданной стихией раскультуривания, которая – стоит лишь власти на миг отвернуться – грозит вырваться наружу. Отсюда и ужас пресловутого «бессмысленного и беспощадного русского бунта», т. е. революции. А революция, по статистике, почти всеми (90 %) воспринимается как национальная трагедия. И случается она от излишней свободы и беспорядочности.

Вот почему отношение к свободе в русском сознании предельно осторожное. Каждый старается жить как бы наособицу, словно ожидая команды сверху. Русским очень трудно организоваться, пока не появится начальник, т. е. человек, который скомандует, кому, что, где и каким образом делать.

Это значит, что в России преобладает вертикальный тип организации людей . В этом нет ничего экзотического, подобное наблюдается во многих культурах на определенной (непродвинутой) стадии развития экономики страны.

В более же развитой постиндустриальной экономике начинают работать и развиваться иные – горизонтальные человеческие связи: между соседями, коллегами по профессии или в группе людей, сплоченных вокруг какой-то идеи, проблемы. Когда нарабатываются такие связи, у людей появляется и больше возможности самоорганизации вокруг каких-то, в том числе и общественных, проблем. Так появляется и растет солидарность.

Без групповой установки на солидарность, которая в России создается и растет очень медленно, демократически организовать общество невозможно. Еще не все здесь понимают, что демократия – очень сложная модель организации общества, что ее нельзя построить в одночасье, по команде сверху, не прилагая общих усилий .

Да, люди согласны с тем, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным, что лучше жить в демократически устроенном обществе, чем в авторитарном. Но одно это желание само по себе еще не говорит о готовности это желание реализовать или знании, как это делается.

Действительно, в России нет ни знаний, ни демократического опыта. Народ, утратив иллюзии 20-летней давности, никакую оппозицию сейчас не поддерживает. А власть поддерживает – более по инерции, по принципу «не было бы хуже», «оставьте нас в покое». Но это вовсе не свидетельствует о неготовности русских к свободе и демократии. Это говорит скорее о том, что « политическая культура постсоветского российского общества – это культура определенных представленийо желательном устройстве государства, а не культура наработанных ценностей,куда включались бы установки на участие самого человека в этом процессе » (И. Клямкин).

Даже если брать во внимание только представления людей, то мы уже убедились, насколько они противоречивы (об этом см. главу «О политических страстях в русском сознании»). И не только потому, что разные люди думают по-разному. Это бы еще ничего. Каша в голове – массовый диагноз российского сознания. Люди настолько запутаны и сбиты с толку, что даже сознание одного человека может быть нелогичным и противоречивым: по одному вопросу он может быть демократом, а по другому – несгибаемым сталинистом. «Сталина на них нет!» – может воскликнуть любой, слушая ошеломительные новости о воровстве в армии или «непринужденном» поведении кавказцев на улицах российских городов. При этом он может полагать себя в душе демократом и либералом.

Такая противоречивость высвечивается и в дискуссиях об отношении к власти. Известна особенность русской ментальности – всегда завышенные ожидания по отношению к власти : «Вот приедет барин, барин нас рассудит». Казалось бы, в наши демократические времена эта установка должна умереть. Но нет! За последние годы после провозглашения демократии ожидания и требования к власти еще больше усилились! 70 %россиян уверены, что именно государство и власти обязаны гарантировать каждому человеку и приличную работу, и достойный заработок, и место для ребенка в детском саду, и разные льготы. Вероятно, здесь сказывается и прошлый советский опыт, и неприятие итогов проведенных реформ, и усиление социальной зависти к богатым.