Татьяна Ануфриенко - Так начиналась Мещура 

— Что там у тебя? Ох ты, — сразу проснулся муж, — да твоя коса примёрзла. Погоди, нож возьму. — Рукояткой ножа он разбил лёд, освободил косу.

Вышли из шалаша. Над землянкой, в которой жили Истомины, курился дымок.

— Пошли к Марии, погреемся, не выгонит же, — предложила Татьяна.

— Конечно, заходите, — обрадовалась Мария, — попейте горячего чайку, на брусничном листе заварила.

— У Тани вон даже коса примёрзла, ножом отбивал, — Виктор двумя руками держал горячую кружку.

— А вот что, — сказала хозяйка, — перебирайся-ка, Татьяна, к нам. Ничего, ещё потеснимся. В тесноте, да не в обиде. И тебя, Виктор, куда-нибудь пристроим. Я подойду к Юрию, обговорим это дело.

— Через несколько дней землянки заканчиваем, — прихлёбывая кипяток, сказала Татьяна, — нам бы только в эти дни как-то всем разместиться. Не только мы мёрзнем.

Виктор добавил:

— Человек шестнадцать-семнадцать всего и осталось нас, в шалашах-то.

— Вот я с Юрием и поговорю. Двоих-то нам не поместить, а по одному можно.

— А комендант не будет против? — засомневалась Татьяна, — Юрий-то, конечно, всех бы разместил.

— Можно ему и не говорить. Какая ему разница, кто где спит, — предложил Виктор.

— Пора мужчин поднимать на работу, — забеспокоилась Мария, — Володя, Савелий, подъём.

Как только все ушли на работу, а Мария с Настей по делам, Николка пристал к деду:

— Дед Архип, расскажи что-нибудь.

— Что же тебе рассказать? Я уж много чего тебе поведал.

— А как вы в детстве шкодили.

Дед покачал головой и ухмыльнулся в усы.

— Это верно ты подметил, шкодили мы.

— Вот и расскажи.

— Дай-ка вспомнить. Ага, бывало, соберёмся мы, шпаньё. Ну что делать? А давай стукалку Лаптевым сделаем. Наверно, неплохие были люди, но мы, пацаны, что-то невзлюбили их.

— А как эту стукалку делать?

— Пока хозяева не видят, прикрепили длинный гвоздь к раме окна, привязали нитку. Сами засели через дорогу в кустах и дёргаем за эту ниточку. Гвоздь стучит о стекло, хозяин думает, что кто-то в окно постучал, выглянет, а там никого. А мы, бестолковые, давимся в кустах от смеха. Чуть затихнет всё, опять дёргаем за ниточку. Хозяин опять выглядывает.

— А потом?

— А потом он догадался. Подошёл к окну, снял гвоздь и по ниточке к нам, в кусты. Мы — врассыпную. Он ругается, вслед кулаком грозит.

— Неужели, дед Архип, это был ты?

— Мне теперь и самому не верится. Но жизнь долгая, всяко бывало.

— О-о, я придумал, — осенило Николу, — а что, если сделать такую стукалку между землянками. Если что надо, дёрнул за верёвочку, вот и сигнал. Только гвоздики в обеих землянках надо прицепить. Я Демидке, например, стучу, а он мне.

— Ну ты, Никола, прям Кулибин.

— А кто это?

— У-у, умный был мужик.

— Дед, пригляди за Ваняткой, я щас. — Никола помчался в землянку к Казаковым.

— Демидка, слышь, чо я придумал…

Идея другу понравилась.

— А знаешь, — развил её Демид, — можно договориться о специальных сигналах.

— Это как?

— Ну, например, один удар — приходи ко мне, два удара — я приду к тебе, три удара — ко мне нельзя.

— Ну ты, Демидка, прям Кулибин.

— А кто это?

— У-у, умный был мужик.

Посидели, покумекали, как бы лучше всё сделать, где взять два длинных гвоздя и верёвочку или шпагатик. Нитка тут не пойдёт, сразу порвётся. Решили поискать, поспрашивать.

— Ладно, ты думай, а я пойду, а то Ванятку деду оставил — маманя заругает.

Рано утром, когда комендант ещё сладко спал, Юрий отправлял бригады в лес, давал задания, обходил строящиеся землянки, оценивал их готовность. Это было то счастливое время суток, когда он мог увидеть Ольгу. У той землянки, где работала Оля, он стоял дольше, чем у других, и всё искал повод для разговора. У девушки от радости загорались глаза.

Как-то отошли вдвоём в сторонку, он начал оправдываться:

— Не могу я вечером прийти. Комендант, как проснётся, ни на шаг от себя не отпускает, а так хочется с тобой побыть. Ты мне очень нравишься, Оленька.

Девушка зарделась, опустила глаза. Потом вздохнула, взглянула на парня, улыбнулась и пошла работать. Охранник с сожалением глядел ей вслед.

Тут к нему и подошла Мария:

— Юрий Николаевич, сегодня заморозок был.

— Вижу, — со вздохом ответил он.

Люди обращались к Юрию как к коменданту, забыли, что он всего-то охранник, а ему волей-неволей пришлось выполнять не свою работу. Кочегаров фактически самоустранился.

— Так вот, — продолжила Мария, — в шалашах люди совсем замерзают. У Тани вон коса сегодня примёрзла. Еле Виктор отодрал.

— И что ты предлагаешь? Землянок свободных нет, ты же знаешь.

— Знаю. Может, мы их по одному как-то расселим по землянкам? Это же ненадолго. Их-то, шалашников, человек шестнадцать-семнадцать осталось.

— Пожалуйста. Договаривайтесь с хозяевами. Я не против. Но этим сами займитесь. Мне некогда.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Мария и пошла по землянкам разговаривать с жильцами, убеждала:

— Ведь они работают наравне с нашими мужиками. А ночью и согреться негде, даже чаю не попить.

— Что ты нас уговариваешь, Мария, разве мы не понимаем?

Все, конечно, согласились, знали, что такое спать на холоде. Распределили, кого в какую землянку возьмут, и вечером, когда работники вернулись из леса, им объявили, кому куда идти.

Неожиданно из Ёлдино приехал уполномоченный с двумя помощниками. На лошадях. Подъехали к единственному дому — конторе-складу. Охранник, как всегда, отправил всех на работу, проверил строительство землянок. Возвращаясь, увидел чужих.

— Где комендант? — спрыгнул с лошади уполномоченный.

Юрий молча показал на дверь конторы. Начальник шагнул в неё. Там ещё крепко спал Акакий Африканович.

— Товарищ Кочегаров, подъём! — скомандовал уполномоченный.

Тот вскочил, ничего не понимая.

— Я, я, я сейчас, — растерянно засуетился комендант.

— Я подожду на улице, — уполномоченный вышел. — А Вы кто, товарищ? — обратился он к Юрию.

— Я охранник, Юрий Николаевич Щанов.

Выскочил Кочегаров. Он то ли испугался, то ли обрадовался — непонятно, чего больше.

— Товарищ комендант, доложите обстановку. Как идёт работа? Подготовка к зиме? Покажите учёт работающих в лесу, учёт снабжения. Это мои помощники, они в ваших записях разберутся.

— Да-да, сейчас. Юра, иди-ка сюда, — они зашли в контору. — Где тетради?

— Вот, у Николая Петровича были записи. А ваши, я не знаю.

— Не знаешь, не знаешь, их не было. Не знает он. Мог бы и записывать.

— Я и вправду не знаю, что и когда писать.

— Ладно, иди, — комендант снова выскочил на улицу. — Вот, товарищ уполномоченный, эти тетради я нашёл. А последние куда-то сунул, не могу найти, запамятовал. Здоровье моё барахлит.

— Ясно. Отдай тетради помощникам. Идём, объекты покажешь.