Дуглас Локвуд - Я — абориген

— Почему ты хочешь умереть?

— Кто желает твоей погибели?

Человек может еще долгие месяцы жить, но рассудок он теряет быстро, поэтому ответы надо получить как можно скорее, сразу же после того, как тот попадет во власть злых чар.

Если прямые вопросы не дают желаемых результатов, прибегают к косвенным:

— Какая страна тебе нравится?

— Какой тотем у того, кто «отпел» тебя?

— Из какого билабонга ты хочешь испить воды?

Вопрос о воде может дать ключ к разгадке, если несчастный еще в состоянии говорить членораздельно.

— Явурвада!

Ага! Он хочет воды из Явурвады! Явурвада находится в стране валинжи, а валинжи принадлежат к… Да, но нужно удостовериться, что это действительно так.

Родственники говорят:

— Явурвада слишком далеко. Чтобы принести оттуда воды, надо пройти долгий путь.

— Явурвада! Явурвада! — Произнеся один раз это слово, «отпетый» упорно твердит его.

— Нет! Вот тебе вода из водоема миссии.

— Явурвада! Явурвада!

Хорошо… Один из родственников делает вид, будто идет на Явурваду, а на самом деле приносит воду из водоема миссии.

— Вот тебе вода из Явурвады, — говорит он. — Пей!

Обреченный жадно пьет, что равносильно обвинительному заключению против тех, кому принадлежит земля у Явурвады. Родственники удовлетворены: они выследили род, замысливший убийство, и помог им сам «отпетый», попросив воды. Теперь он может умереть спокойно. Они знают, в какую группу людей следует целить свои копья, чтобы отомстить за убийство. Но один важный вопрос еще остался без ответа: кто мулунгува?

Пусть копья пронзят его дух и тело покроется ужасными ранами!

И это пожелание сбывается.

Я тому не раз бывал свидетелем.

Когда тело покойника готовят к погребению, кто-нибудь из его близких — дядя, внук или ближайший друг — вдувают дым ему в ноздри и глаза, а в уши вставляют затычки из чайного дерева.

Дым вызовет в глазах слезы и помешает духу умершего подсматривать за родственниками, не даст ему вынюхивать их, а затычки в ушах — подслушивать.

Все аборигены боятся, что тени умерших вернутся и будут их преследовать. Они горячо умоляют покойника:

— Итак, прощай старик. Только не возвращайся!

— Ты покидаешь нас. Не возвращайся!

— Со временем мы все там будем. Не возвращайся, старик!

— Жди нас терпеливо. «Другое место» — хороший лагерь, старик. Смотри не возвращайся! Делай что хочешь, но не возвращайся!

Волосы покойника срезают и прячут. Впоследствии ими воспользуются для розысков мулунгувы. Труп заворачивают в полоски коры чайного дерева и эвкалипта, чтобы вороны и ястребы не расклевали его в гулле-гулле. Здесь он будет находиться два года. За это время мясо сгниет и останутся только белые кости.

Их собирают, покрывают красной охрой, кладут в полое бревно и несут в пещеру или на берег билабонга в стране умершего.

Родичи, которые несут бревно с костями, снова умоляют тень умершего:

— Теперь ты лежишь на красивой поляне среди чайных деревьев. Я до-о-о-лго нес тебя обратно в родную страну, так сделай же что-нибудь и для меня. Наполни билабонг лилиями, перенеси дикий мед поближе к лагерю, сделай валлаби жирными, кенгуру ручными, а воду в реках прозрачной, чтобы мы видели баррамунди. И пошли нам, старик, хороший урожай.

Переноска костей и сопровождающее ее корробори называются лорркун. Он служит сигналом для исступленных траурных воплей, не похожих на звуки, производимые людьми: все женщины семейства умершего, не переставая, истерически воют.

Хотя покойник скончался два года назад, они теперь наносят себе удары ножами и камнями, полосуют тело колючей проволокой.

Ранения должны заставить женщин кричать искренне, и, безусловно, они достигают своей цели. Если она распалилась недостаточно, то, чтобы усилить скорбь, ударяет себя по голове бумерангом. Некоторые предпочитают пользоваться лезвием топора или бьются головой об землю.

— Ва-а-а-ах! Ва-а-а-ах!

— Э-э-э-э-эх! Он был моим братом!

— А-а-а-а-ах!

— О-о-о-о-а-а-ах! Почему они убили его, а не другого? Он был моим братом, а-а-а-а-а-а-э-эх!

Но плакальщицы могут замолкать и возобновлять свои стенания, как если бы они регулировали их при помощи выключателя. Как-то раз одна женщина прервала завывания на самой пронзительной ноте и попросила у меня сигарету.

— Э-э-э-э! Дай мне сигарету!

Я закурил и передал ей сигарету, плакальщица сделала несколько затяжек и возвратила ее мне.

— Э-э-эх! Спасибо. А-а-а-а-ах! Ва-а-а-э-эх!

Все люди племени обходят далеко кругом гуллу-гуллу с телом мертвеца. Они боятся тени покойного, ожидая от нее любых козней. Наши духи — джумджум — не менее активны, чем те, которые посещают спиритические сеансы европейцев.

Но после того как мулунгува убьет человека, дядья и двоюродные братья убитого должны на несколько часов победить свой врожденный страх и установить имя убийцы.

На следующий день после похорон они разрисовывают свои тела белой и желтой глиной и привязывают к ногам, бедрам и туловищу зеленые кусты, так что те, возвышаясь над головами, придают им сходство с движущимися деревьями.

На закате солнца, в тот самый миг, когда светило исчезает из виду, они бесшумно, осторожно, двигая вперед кусты, крадутся к гулле-гулле.

— Берегись этой тени, — шепчут родственники убитого. — Смотри, нет ли там мулунгувы. Тихо, ребята! Ступайте аккуратнее. Эй, парень, убей муху, скорей! Или ты хочешь, чтобы до тени дошел твой запах? Следите за мухами, иначе нас обнаружат.

В жизни племени нет больше подвига, чем преодолеть страх и пойти с товарищами к гулле-гулле. Эти люди боятся духов и все же специально идут на поиски одного из них.

И ищут они дух не умершего, хотя он тоже скорее всего бродит поблизости, а мулунгувы. Убитый им человек взял его тень с собой в гуллу-гуллу. Это, естественно, только усиливает их страх.

Все смельчаки приближаются к погребальной платформе. Не скрипят несмазанные петли, не шумит в соснах ветер, не захлопывается с грохотом окно, невидимая рука не открывает двери, но можно ожидать все эти трюки детективного фильма и к тому же в натуральном виде. Кругом бродят духи и привидения!

— Что это там? — шепчет один из пришедших.

— Дух!

Как хочется убежать! Это желание одолевает всех, но никто не решается быть первым, зная, что станет посмешищем для племени. Его именем назовут дерево, стоящее на людной тропе, и после этого даже само название местности, где оно находится, будет звучать насмешкой. И все остаются на своих местах.

Дух появляется снова. Легкая невесомая дымка оседает на гулле-гулле.

— Мулунгува! Мулунгува!

Услышав произнесенное шепотом восклицание, человек с вумерой прижимает к ее острию древко своего копья и готовится метнуть его в тот самый миг, когда кажется, что дух вот-вот исчезнет.