Дуглас Локвуд - Я — абориген

Мулунгува, убивший человека, не может тут же возвратиться к племени. Появись он сразу после его смерти, это вызовет подозрения. Он еще много недель и месяцев продолжает жить один, пока не убеждается в том, что теперь уж никто не покажет на него пальцем. Тогда он убирает копья, вынимает припрятанные вещи и как ни в чем не бывало возвращается к своей семье. Точно так же английский палач Альберт Пьерпойнт, выполнив служебные обязанности у виселицы, присоединялся к друзьям в пивной.

Родные мулунгувы изнывают от любопытства — им хочется знать, где так долго пропадал глава семьи, но они ничего не спрашивают, полагая, что он выполнял тайные обязанности гагавара.

Но далеко не всякий мулунгува сам совершает убийство. Напротив, большинство предпочитают действовать через третье лицо. Обреченного человека убивают средь бела дня, на глазах всего племени и в присутствии мулунгувы, который, таким образом, остается вне подозрений. Изворотливым мулунгувам удавалось бы оставаться неизвестными и их имена канули бы в вечность, если бы не духи и магические следы.

— Что за вздор! — скажете вы.

И тем не менее это так.

Мулунгува, действующий через посредника, заманивает свою жертву в лес и оглушает ударом по затылку, а когда несчастный начинает приходить в себя, гипнотизирует его и ножом снимает жир с почки.

Рану он зашивает жилами животных и замазывает воском, так что она становится совершенно незаметной. Пока обреченный находится под гипнозом, мулунгува ему внушает:

— Твой враг Буджиринджа. Даже его собаки против тебя. Как одна из них залает — убей ее, иначе не знать тебе покоя.

Через несколько дней в лагере собака Буджиринджы начинает громко лаять.

— Почему ты не заставишь собаку замолчать? — спрашивает загипнотизированный.

— А ей нравится, пусть себе лает.

— Заткни ей глотку!

— И не подумаю.

— Тогда это сделаю я! — И он бросает копье. Собака, взвыв от боли и страха, отчаянно кусает древко копья, выступающее из ее тела.

Убить собаку — значит нанести тяжкое оскорбление хозяину. Разве не она помогала ему выслеживать кенгуру, согревала его в холодные зимние ночи, стала его тенью?

В ярости Буджиринджа хватает копье и бросает его в жертву мулунгувы, в то время как сам мулунгува преспокойно смотрит из своего лагеря на подстроенное им убийство. Человек без почечного жира все равно был обречен, но теперь все видели, что убил его Буджиринджа. Его копье, обагренное кровью, — главное вещественное доказательство.

Чтобы отвести от себя подозрения окончательно, мулунгува берет на себя главную роль в лиррги — похоронном корробори. Он жалобно причитает и корит Буджиринджу.

Лиррги — еще одно корробори, на котором происходит захоронение тени умершего. Мы натираем себе тело тлеющими ветками, чтобы вокруг каждого образовалась дымовая завеса, защищающая от духа.

Жена убитого прячется, чтобы он не мог последовать за ней. Недели две, не меньше, она не показывается у нас. Когда кажется, что ей уже ничто не угрожает, она вместе с сестрами спускается в яму, вырытую на территории лагеря. Там женщины ее моют и покрывают красной охрой. Теперь она освободилась от преследования тени мужа и может снова жить в лагере. Вокруг шеи эта женщина носит веревку в знак вдовства. Сестры ее тоже считаются вдовами, хотя у них есть мужья.

Через год у нас состоится корробори «разрывание веревки». Оно означает, что вдовство женщины закончилось, теперь она может снова выйти замуж.

А между тем миссионеры прослышали об убийстве. Эфир наполняется звуками — рации выстукивают новость.

И вот прибывает Гунанда-Соль — белый полицейский, который явился, чтобы закон европейцев мог вмешаться в племенное убийство, чтобы один из нас предстал перед Большим Хозяином Судьей. Полицейскому говорят, что причиной преступления послужила ссора из-за женщины. Мы всегда так говорим: белые понимают, что можно подраться из-за женщины, но не из-за собаки. Буджиринджу берут под стражу и отвозят в Дарвин, чтобы судить. Допрос его выглядит примерно так:

— Тебя зовут Буджиринджа, а?

— Ну да.

— Ты знаешь об этом большом-большом деле об убийстве парня на реке Ропер?

— Ну да.

— Тогда расскажи Большому Хозяину Судье все, что ты знаешь, а?

— Ну да.

— Но не то, что говорят другие парни. Не то, что болтают вокруг. Только что делал ты сам, что видел своими глазами, что слышал своими ушами. Теперь понял?

— Ну да.

— Ну так давай говори! Говори правду, парень! Говори громко!

— Ну да.

— Буджиринджа, ты помнишь убитого, а?

— Ну да.

— Это ты его убил, а?

— Ну да.

— Ты его убил, и он тут же умер?

— Ну да.

— Чем же ты его убил?

— Длинным копьем с железным наконечником.

— Вот этим?

— Ну да.

— Ты сам его сделал?

— Ну да.

— Ты его бросил в этого парня?

— Ну да.

— И копье попало ему в грудь?

— Ну да.

— И он тут же упал замертво?

— Ну да.

— А за что ты его убил?

— Не знаю.

— Но ты же должен знать, за что ты его убил?

— Не знаю. А может, подрались из-за женщины.

Буджиринджа, видя, что отпираться бесполезно, признает свою вину. Тут вперед выступает Гунанда-Соль, человек с наручниками. Аборигена сажают в тюрьму за то, что он нарушил закон белых, которого не понимает. Там его запрут в душную камеру. Вделанное в стену железное кольцо будет напоминать о том, что с его предками обращались куда хуже.

Он будет заперт с десятком других черных людей из чужих краев, но общаться с ними не сможет: они, скорее всего, не говорят на его языке, а он — на их. Большой Хозяин Судья в угоду своей совести, обеспокоенной конфликтом двух чуждых культур, вынес, как обычно, минимальный приговор. Но в таких условиях и два года долгий срок.

Дело Буджиринджы казалось яснее ясного. Тело, пронзенное копьем, показания свидетелей, видевших, как он бросал копье. Единственная неточность в том, что на самом деле убийство произошло не из-за женщины, а из-за собаки.

И все же за решетку попал невиновный.

При племенных убийствах, где замешаны мулунгува и кадайтжа, в тюрьму всегда идет невиновный.

Конечно, может, он и бросил копье.

Может, он и переломал женщине шею.

Может, все видели, как он совершил убийство, — так было, например, с Буджиринджой.

Но Буджиринджа всего-навсего палач палача, его спровоцировал человек, загипнотизированный мулунгувой, а мулунгуве приказали убить старейшины! Таким образом, Буджиринджа трижды оправдан перед английским судом, который признает факт убийства лишь при наличии «преступного намерения».

Преступного намерения не было у Буджиринджы.

Преступного намерения не было у его жертвы.

Преступного намерения не было у мулунгувы.