Дуглас Локвуд - Я — абориген

Как-то один укушенный произнес:

— Мандайдж!

Я перевел доктору:

— Больной сказал: хорошо!

С тех пор доктор после каждого укола говорил «мандайдж!». Это было единственное слово, которое он запомнил, но люди думали, что он знает их язык, и почти все шли к нему без всякого страха. Еще бы: человек, который может сказать «хорошо!» на диалекте мудбра, должен знать, что он делает!

Но однажды в Мулулу на прием привели группу аборигенов, живших в лесу. Увидев рыжебородого доктора Лэнгсфорда и медицинские принадлежности, пациенты бросились наутек.

Меня и еще одного аборигена по имени Бобби Булгар послали в погоню за ними, в страну Ровер. Мы нашли следы беглецов в высохшем русле реки. Пригнувшись к самой земле, чтобы их труднее было заметить, они бежали со всех ног, стараясь как можно дальше уйти от «белого дьявола» с фермы. Они были объяты ужасом, и мне долго пришлось уговаривать их вернуться.

— Доктор только хочет взять у вас немного крови, — начал я, но эти слова испугали их еще больше.

— А-а-а-а! О-о-о-о!

— Будьте разумны. Это не больно, — настаивал я. — Он еще хочет послушать ваши сердца в стетоскоп — трубочку без проводов.

— Э-э-э-э! О-о-о-о!

— Будьте разумны. Вы ничего не почувствуете.

— У него злая иголка, она жалит как оса.

Наконец я применил свои собственные колдовские чары. Все аборигены верят в то, что для поддержания жизни в человеке важнее всего его ветер. До недавнего времени мы не знали, что сердце заставляет кровь двигаться по артериям и венам. Мы были убеждены, что кровь под кожей дремлет.

Иное дело ветер. Сердце, действующее наподобие мехов, нагнетает ветер в тело человека, выталкивает его наружу, и находящийся внутри дух может дышать. Я знал, что могу сыграть на этом поверии.

— Доктор хочет выяснить, не слабеет ли у вас ветер, — сказал я. — Он послушает вас в трубочку без проводов и узнает, хватит ли ветра.

Это устранило все сомнения. Аборигены вскарабкались на грузовик и скоро уже ссорились из-за очереди к доктору, подставляя обнаженные руки и грудь для любого обследования, которое он счел бы нужным сделать.

— У меня достаточно ветра? — спросил первый.

— Полным-полно, — ответил доктор. — Словно ураган внутри.

Старик сделал глубокий вдох и с нежностью погладил свою покрытую шрамами грудь. Лицо его преобразила довольная улыбка.

— Хорошо, — обрадовался он. — У меня внутри полным-полно ветра.

В тот момент самый дорогой подарок не доставил бы ему большего удовольствия.

Я внимательно наблюдал, что делал доктор, пока перед ним проходили пациенты. Он ловко орудовал шприцом и стетоскопом и опытной рукой прощупывал нерв у локтевого сустава: его воспаление — верный симптом проказы.

Обнаружив проказу, доктор говорил просто:

— Старина, у тебя эта самая болезнь. Мы тебя скоро отвезем на большом самолете в Дарвин. Что ты на это скажешь? Никто из здешних людей не летал на самолете. А ты полетишь. И все расскажешь, когда вернешься. Вот так… Увидимся в Дарвине.

Еще один прокаженный… Доктор записывал его имя, чтобы в очередной рейс санитарный самолет забрал больного в лепрозорий… Если тот до этого не сбежит.

На следующий день доктор объявлял результаты прививок манту, а миссис Лэнгсфорд заносила их в список против фамилии каждого пациента. Меня поразила манера доктора выражаться.

— Плюс пять, отрицательный! Положительный!

— Разве у нас в теле, как и в моторе, есть электрический ток? — поинтересовался я.

— Не совсем, — рассмеялся доктор, но, осматривая следующего пациента, специально для меня сказал жене:

— Плоская батарейка!

Дальше наш путь лежал на Вейв Хилл и в селение Хукер-Крик на краю пустыни Невер-Невер, большой, как мир. В дороге, во время привалов на обед и на ночлег, я рассказывал доктору все, что знал, о наполненных бензином артериях, об электрической нервной системе, о механических конечностях и суставах, приводящих в действие нашу машину и заставляющих ее двигаться.

— Она не может обойтись без бензина и воды, — говорил я. — Без воздуха в шинах мы бы тоже далеко не уехали.

А доктор Лэнгсфорд рассказывал мне о человеческом механизме.

— И нам необходимы горючие, вода и воздух. Без них мы бы умерли. Разница между механизмами и человеческими существами в том, что у нас есть мозги, позволяющие думать. А у автомобилей их нет.

— Не уверен, — возразил я. — Мне приходилось водить машины с таким своевольным характером, что каждый дюйм дороги я брал с боя. Но встречались и очень покладистые автомобили, легко слушавшиеся руля.

В Хукер-Крике мы встретили среди аборигенов совершенно примитивных людей — вайлбри с северо-запада, которые пришли из пустыни за Танами и из еще более дальних мест — из негостеприимной гибельной страны, где они тем не менее умудрялись находить воду, необходимую для жизни.

Я слышал об этих кочевых племенах, живущих так же, как жили на реке Ропер мои предки больше ста лет назад. Не имея связей с людьми других рас, они пользуются деревянными и каменными наконечниками для копий, от которых мы отказались еще при жизни моего деда. Но в то время как у алава сколько угодно воды и пищи (в реках и безбрежном океане обитают рыбы, черепахи, крокодилы), племени вайлбри и даже еще более примитивному народу — пинтуби живется исключительно трудно. Я рад, что хлеб свой насущный нам не приходится добывать так, как аборигенам пустыни.

История пинтуби уходит в далекую древность. О замечательной судьбе этого народа, который сумел выжить, вероятно, никогда не будет рассказано. В 1958 году правительственные патрули обнаружили несколько групп пинтуби, которые никогда раньше не видели белых людей и самых обычных предметов обихода — зеркала, расчески, какой-либо одежды или продуктов питания — чая, муки, сахара.

На площади в десять тысяч квадратных миль, граничащей с Северной территорией и Западной Австралией, патруль обнаружил среди песков и спинифекса [31] Спинифекс — трава, характерная для австралийских пустынь и степей. шестнадцать так называемых источников воды, из которых только четыре были постоянными. В поисках подземных протоков пинтуби долбят твердый грунт острыми палками. Одна яма, выкопанная этими примитивными орудиями, достигала в глубину пятнадцати футов. Воды в ней не оказалось.

Главный источник питания пинтуби — кенгуровые крысы с хвостами в белых крапинках. Край этот так беден, вода в нем встречается так редко, что кроликов и кенгуру здесь почти нет. Крыс дополняют сочные личинки, которые водятся на корнях кустов витчерти, смола с кустарника мульги и эвкалиптов, семена йелимбайи (пинтуби толкут их в муку), какаду — подсолнечник пустыни, крупный ямс яллах, который дает одновременно и пищу и воду.