Сергей Носов - Книга о Петербурге

Какой я ученый! Я просто прочитал ученую статью. И она меня потрясла.

Статья называется «Палеонтологические остатки в облицовочном камне станций Петербургского метрополитена». Авторы ее обозначены так: И. Ю. Бугрова, канд. геол. — мин. н., доцент каф. осадочной геологии Института наук о Земле СПбГУ, М. А. Калинина, студентка 4-го курса бакалавриата Института наук о Земле СПбГУ.

Теперь, назначая встречи в метро, я не раздражаюсь, когда опаздывают. Мне есть чем заняться. Я рассматриваю облицовочные плиты.

Так, например, вооружившись определенным знанием, хорошо разглядывать стены на станциях метро «Московские ворота», «Площадь Восстания» и «Площадь Ленина» — они облицованы плитами из мраморизованного известняка, возраст которого — нижнеюрский.

Здесь можно увидеть ископаемые губки, данные в поперечных и продольных срезах, — те, что на первый взгляд пассажира метро (впрочем, и на второй, и на третий…) кажутся простыми разводами на мраморе (хотя это, строго говоря, далеко не мрамор…). Определеннее выглядят раковины ископаемой наутилоидеи — брюхоногого моллюска; в поперечном сечении они здесь достигают десяти сантиметров. Небольшие темные, почти черные кружки, обнаруженные вышеназванными авторами, — это поперечные сечения ростров белемнитов: большеглазых кальмарообразных моллюсков, имевших раковину внутри себя, своего рода скелет. Задняя продолговатая часть этой раковины и есть ростр. Поперечные сечения ростров, обнаруженных на станциях метро «Московские ворота» и «Площадь Восстания», невелики — соразмерны пятирублевым монетам (что соответствует типичным размерам этих объектов). Я, конечно, полез в интернет прочитать про ископаемых белемнитов и узнал, что ростры похожи на каменные наконечники стрел; в народе они были известны под названием «чертов палец». А ведь про «чертов палец» я слышал в детстве еще, когда только в школу пошел, — причем от своих деревенских сверстников; это было в деревне Голино, на Шелони, куда меня отправляли летом к тетке отца. Два впечатления одного лета: конский волос, длинный тонкий извивающийся червяк, который будто бы проникал под кожу купальщика, — при мне его выловили в реке и сожгли (знаю сейчас, что существо безобидное), и второе — «чертов палец»: кто-то из местных показывал нечто называемое «чертовым пальцем». Правда, о древних животных речи не было, я узнал тогда, что он получается, будто бы когда молния в землю бьет. О, какие были грозы на Шелони!.. Я мечтал «чертов палец» найти. И вот теперь выясняю, что это отнюдь не редкость и что с ними связана куча суеверий. В общем, надо было спуститься в петербургское метро, чтобы вспомнить детство.

Надо сказать, мраморовидные облицовочные плиты на станциях «Московские ворота», «Площадь Восстания» и «Площадь Ленина» доставлены из Западной Грузии. Что в Грузии, что у нас, взять тех же белемнитов, они в отложениях юрского периода представлены одинаково хорошо, — в Подмосковье этих «чертовых пальцев» находят во множестве. И все же — свое, родное, нам как-то ближе, милее, признаемся. Не осталось ли на стенах петербургского метро следов древнейших существ, обитавших непосредственно в наших краях?

Остались. И еще более древние.

Хотя при таких древностях говорить о «наших краях» не то чтобы некорректно, а даже бессмысленно. Речь идет о временах, когда материковые плиты гуляли туда-сюда (а впрочем, они и сейчас в движении). На наших широтах был океан, а если говорить о тверди, на которой ногами стоим, то те участки нашей родной континентальной коры были южнее экватора — и тоже под водой, но только местного моря, одного из множества то образующихся, то исчезающих. Трудно представить, но это правда: если вы найдете под Петербургом окаменелого трилобита — в известняке, допустим, реки Тосны или речки Лавы, будет оно означать, что ползало это морское членистоногое по илистому дну далеко отсюда — за экватором, а то, что здесь оказалась окаменелость, это результат тектонического дрейфа материковых плит на протяжении 480 миллионов лет.

Есть так называемый путиловский камень, довольно прочный известняк, — уже четвертое столетие он используется при строительстве петербургских зданий. Шел он и на бут для фундамента, и на ступени лестниц, и на полы храмов. Добывают его до сих пор в карьерах, что рядом с поселком Путилово на южном берегу Ладоги, километрах в четырех от бухты Петрокрепость. Название бухты — дань памяти советскому времени, когда так именовался Шлиссельбург. А в шведские времена, как мы помним, это был Нотебург, а в дошведские — здесь была новгородская крепость Орешек, стены которой, о чем и речь, возводились из местного известняка тех же необъятных залежей.

В 1712 году Петр повелел переселить в эти края работников для добычи строительного известняка.

Возраст этих осадочных пород — ордовикский: более 450 миллионов лет. Постарше, чем возраст плит из Западной Грузии. Те кавказские месторождения древние, конечно, но это мезозой, нижняя юра — это где-то 200 миллионов лет назад, а мы сейчас о раннем палеозое. До юры отсюда, от ордовика, 250 миллионов пройдет (450 минус 200); до первых динозавров, к примеру, надо ждать чуть меньше — лет так 225 миллионов, а до мамонтов — почти как до основания Петербурга: с позиций возраста трилобитов (вернее, их окаменелостей) мамонты и город на Неве — одногодки. Правда, когда образовалась Нева, мамонты уже давно вымерли.

Неудивительно, что на путиловские карьеры наведываются любители окаменелостей. Трилобиты, брахиоподы, криноидеи и прочие ископаемые существа здесь представлены в изобилии.

Путиловский известняк до сих пор поставляют с карьеров. Правда, требования к качеству уже не те. А. Г. Булах в книге «Каменное убранство Петербурга» отмечает, что прежде «камень для каждой цели использовался только из нескольких определенных пластов в общей толще известняка, все остальное выбрасывалось как абсолютно непригодное». И добавляет: «Сейчас добывается и продается все подряд». Рассматривать таблицу пластов, приведенную в книге, одно удовольствие. Каждый из пятнадцати назывался по-своему. Узнаём, что «буток», верхний пласт, шел на «ступени, цоколи, плиты для тротуаров», тогда как «только на бут» годились пласты «переплет», «конопляцкий», «мякенький», «красный» и «зеленый». Примечательно, что «красненький», в отличие от «красного», не использовался вообще, так же как пласт «бутина», тогда как пласты «наджелтый» и «желтый» имели одно предназначение — «ноздреватый камень на ступени черных лестниц», но это не мешало тогдашним знатокам дела отличать соседствующие пласты один от другого — «наджелтый» от «желтого». Точно так же использовали «белоглаз» — «на ступени черных лестниц», и хотя наша лестница не совсем черная (она в доме единственная, и выход на Карповку), мне кажется, именно этого «ноздреватого камня» отбивают кусочки при очередном подъеме какого-нибудь условного пианино. Когда я недавно вошел в нашу парадную (вот, вот — все же «парадная»!), мальчик лет четырех озабоченно держал в руке такой свежий кусочек, — поощряемый улыбающейся мамой, он спросил меня, не я ли это потерял. Нет, не я, солнышко, это строители спускали по ступеням что-то тяжелое — в одной из квартир, кажется на четвертом, затеян ремонт…