Александр Стесин - Африканская книга

Единственной сферой, которой не коснулась всеохватная деятельность Линни Уайт, была медицина. Разговор о медицинской благотворительности на Мадагаскаре впервые зашел пять или шесть лет назад — с назначением Майкла Толла на пост заведующего кафедрой международных отношений при Рокриверском университете. До того как перейти в Рокривер, Толл работал на фонд Билла и Мелинды Гейтс, преподавал в Стэнфорде, жил в Индии. Врач по образованию, он ни дня не занимался клинической практикой. Его основной специальностью всегда было выколачивание денег из государственных и частных спонсоров; по слухам, в этом деле ему не было равных. Заступив на новый пост, он без труда убедил администрацию нашего университета переассигновать ресурсы, предназначавшиеся для лемуроведения, на проекты в области международного здравоохранения. Иными словами, выбил почву из-под ног Линни Уайт. Вскоре Толла сделали главным по Мадагаскару, а семидесятилетнюю Линни перевели в статус заслуженного профессора. По правде сказать, я был рад такой перемене: в лемурах я ничего не смыслю, а вот утопические проекты в духе «Врачей без границ» — это по моей части. Я договорился о встрече с Майклом Толлом. Он уделил мне пятнадцать минут. Больше, чем я ожидал.

В прошлой жизни, будучи студентом литинститута в Баффало, я дружил с одной аспиранткой из Зимбабве, специалисткой по творчеству Бесси Хед [249] Бесси Хед (1937–1986) — крупнейшая писательница Ботсваны. и Дорис Лессинг. Отец этой девушки умер от СПИДа, когда она была еще школьницей. Рассказывая о своем детстве, о болезни отца и реалиях жизни при Мугабе, она всегда прибавляла: «Зато в Африке не болеют раком». Впоследствии я слышал эту присказку и от других знакомых африканцев. В какой-то момент я начал подозревать, что это не просто расхожий миф, а программная формулировка, некая официальная версия, укоренившаяся в коллективном бессознательном. Мол, не болеют, и все тут. То ли не доживают до онкологии, то ли выработали устойчивость, генетическое противоядие; то ли что-то в их окружающей среде, неведомое вещество или, может быть, какой-нибудь африканский микроб или вирус оберегает их от злокачественных опухолей. Как ни странно, в эту байку верили и продолжают верить далеко за пределами Африки. До недавнего времени усилия гуманитарных организаций, оказывающих медицинскую помощь африканским странам, были всецело сосредоточены на инфекционных заболеваниях. Туберкулез, малярия, тиф, желтая лихорадка, проказа, которую я впервые увидел в Гане, и прочие напасти, от СПИДа в ЮАР до эболы в Гвинее и сонной болезни в Конго, — все это привычные составляющие нашего интегрального знания об Африке. Между тем каждый год около пятисот тысяч африканцев умирают не от инфекций, а именно от рака. Если верить прогнозам Всемирной организации здравоохранения, к 2030 году эта цифра должна вырасти до миллиона в год. При этом самые распространенные виды раковых заболеваний в Африке являются те, которые проще всего выявить на ранней стадии: рак молочной железы, шейки матки, простаты. В США пятилетняя выживаемость больных раком молочной железы — порядка девяноста процентов, а в большинстве африканских стран — от десяти до пятнадцати. Онколог, практикующий в Африке, изо дня в день сталкивается с тем, что в Америке и Европе давно перешло в разряд раритетов, показательных случаев для студентов-медиков. Экзофитные опухоли размером с человеческую голову, сквозные раны, гниющая плоть, пораженная болезнью, которую при правильном и своевременном лечении можно было бы искоренить.

В африканских поселках вроде того, в котором я работал в Гане, медицинский консилиум состоит из фельдшера да знахарки, но в полевой аптечке у фельдшера всегда найдется артеметер-люмефантрин от малярии и ципрофлоксацин от брюшного тифа. Деревенские жители распознают симптомы эндемических болезней, отпаивают больного целебными взварами (суп из горького листа зачастую работает не хуже артеметера [250] Лекарство от малярии. ), проявляют заботу. Другое дело — онкология. Девушку, заболевшую раком молочной железы, обходят стороной; из ребенка с лимфомой Беркитта изгоняют бесов. Детская опухоль, которую поначалу принимали за абсцесс, разрослась до размеров грейпфрута и в конце концов лопнула, обнаруживая некротическую сердцевину. Выглядит это так, будто во рту у больного взорвалась бомба. Обезображенное лицо — маска из фильма ужасов. Старейшина племени провозглашает мальчика неприкасаемым, родителям велено держать страшилище под замком.

Даже если у лекаря и хватит знаний, чтобы поставить верный диагноз, мало кому из деревенских жителей под силу добраться до столицы, до столичной больницы, до приемной врача-онколога. На Африканском континенте онкологов меньше, чем особей исчезающего подвида антилоп. Больные — те, кто все-таки нашел способ попасть в столицу, — месяцами ночуют в госпитальном дворе или вовсе на улице в ожидании приема. Нехватка специалистов, дефицит лекарств. Большинство доступных препаратов химиотерапии — местного производства и весьма сомнительного качества. Но хуже всего дела обстоят с лучевой терапией, без которой многие раковые заболевания не вылечить. Ее попросту нет. В лучшем случае одна-две машины на страну с населением в пятьдесят миллионов. Допотопный аппарат телерадиотерапии «Кобальт-60», просроченный источник, излучающий настолько слабо, что вместо пяти минут каждый сеанс радиотерапии длится полтора часа. О современных линейных ускорителях, требующих постоянного техобслуживания, настройки и тестирования перед каждым сеансом, не может быть и речи.

В последнее время ситуация несколько улучшилась, благодаря помощи американских и европейских медицинских центров. Пенсильванский университет строит радиоонкологическую клинику в Ботсване, Джонс Хопкинс — в Сенегале, Йель — в Танзании. Организация с несуразным названием «Лучи надежды», которой руководит моя давняя приятельница, развернула кампанию по внедрению лучевой терапии во всех странах Африки. Кроме Мадагаскара. Да-да, наш остров-побратим до сих пор не охвачен. Так почему бы нам не озаботиться этой проблемой и не расширить наше поле деятельности?

— Что ж, озаботиться можно, — согласился Майкл Толл, — хотя про лучевую терапию я знаю не больше, чем про лемуров. Я, как вы знаете, инфекционист. Кстати, мы сейчас запускаем один очень интересный проект. Идея состоит в том, чтобы диагностировать и лечить туберкулез на Мадагаскаре с помощью дронов. Но кто сказал, что мы не можем «диверсифицировать наш портфель»? Вот, к примеру, наши рокриверские стоматологи тоже недавно ездили в Ранумафану и организовали там полевую клинику. Как говорится, было бы желание, а способ найдется. Онкология — хорошая ниша. Вы можете заручиться моей поддержкой. Должен, впрочем, сразу оговориться. Денег, которые можно было бы выделить на ваше начинание, у меня нет. Но это не означает, что их нет вообще. Скажу вам по секрету: наш ректор собирается на Мадагаскар следующим летом, я буду его сопровождать. Он заинтересован в развитии новых программ, и вот если бы вы сумели продать ему свою идею… То, что вы сейчас изложили, в общем, звучит вполне убедительно… Но, конечно, первое, что требуется для такого проекта, — это контакты. Связи на Мадагаскаре. У вас они есть? Я хочу сказать, вы знаете кого-нибудь из тамошних онкологов, если таковые в принципе существуют?