Георгий Куницын - Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

Раз уж откровенно, то откровенно! Речь ведь не о том, что я не занимаю такую же высокую ступень в выражаемой мною политической и идеологической тенденции, ступень, столь же высокую, какую история выделила для Лигачева и Яковлева — в отсчетах защищаемых ими тенденций. Время еще не раз все переставит по своим местам. Речь, однако, о том, что я выражаю именно ту тенденцию в нашей многострадальной революции, которая уже дважды потерпела крупнейшее поражение.

Первый раз она, победив в Октябре 1917 года, потерпела сокрушительное поражение от Сталина, совершившего нераспознанный и ныне контрреволюционный переворот и создавшего в СССР тоталитарное общество государственного капитализма. Тенденция эта, мною выражаемая, древняя, извечная, тенденция действительного, гуманистического социализма. Деформированная, к несчастью, и большевизмом, она была не просто уничтожена, но на долгое время и скомпрометирована.

Второй раз эта представляемая ныне мною тенденция потерпела многосоставное поражение в период 1953–1991 годов — в процессе десталинизации советского общества.

На этом поражении представляемой мною тенденции надо несколько задержать внимание. Хотя о сути его придется говорить и в дальнейшем. Парадокс, но именно Сталин и его эпоха подготовили возможность нынешнего возвращения России на исходные позиции развития буржуазных отношений.

Период 1953–1991 годов, конечно, неоднороден. Но это был период надежд на создание социально справедливого общества. Поражение социалистической идеи в указанные годы было обусловлено тем, что ранее уже были подменены главные понятия и ценности. Прежде всего, был совершен (уже при Сталине) тот обман, что государственный капитализм (поскольку земля и все другие средства производства принадлежат государству) был объявлен социализмом. Даже его высшей формой. Ha самом же деле если государство — это собственник почти всего (за исключением личных принадлежностей), то оно и есть «совокупный капиталист». Колоссальный это именно подлог, когда социализмом была названа его противоположность. Далее постараюсь показать, что вовсе не социализм возможен без рынка (такого социализма и быть не может), а именно капитализм возможен без рынка. Когда он и является государственным!

Перед лицом этих печальных фактов «демократические» уловки — твои и других, начиная от вашего общего учителя К.Поппера, — утверждать как нечто несомненное, что сталинизм — это и есть якобы действительный социализм, что вообще вся эта тоталитарная жуть с коммунистическими лозунгами — это и есть то, к чему неизбежно ведет осуществление социалистической идеи, — все это вопиющее попрание всякой совести и чести в их обычном человеческом понимании.

Между тем именно государственный капитализм подготовил и нынешнее хаотическое, даже паническое бегство российского общества в «капиталистический рай».

Далее я эти положения расшифрую, а сейчас продолжу ту линию суждений, что для Лигачева и для тебя я был бы, окажись в составе вашей и без того непримиримой расколотой команды, едва ли не в одинаковой мере костью в горле. Вот и получилось, что я, «летний», обрадовался, когда вы оба пришли на самый верх КПСС, буквально во сне видел свой возврат, а вы, оба, каждый по-своему, все сделали для того, чтобы я сидел и не рыпался.

Раз уж я затронул здесь и скрытую от глаза проблему именно личного участия Лигачева и тебя в том, чтобы законсервировать меня как потенциально активного политического противника, то надо довести и ее, эту проблему, до определенной ясности. Ловкий и в самом деле ты оказался парень, Саша Яковлев! Помнишь, позвонил ты мне в начале марта 1988 года и пригласил наконец (почти через три года после начала «перестройки»!) приехать к тебе на Старую площадь... В сущности, это было уже поздно для начала моей новой деятельности. Я, однако, встрепенулся. Чувствовал себя еще вполне готовым... И все-таки — уже 66 лет... К тому же вы, «перестроечное» руководство, незадолго перед этим инициировали директиву: ни на какие посты людей старше 65 лет не выдвигать. Передо мной, значит, вами шлагбаум тоже был опущен! В возрасте 44 лет меня, напомню, сбили на лету. Двадцать два года я находился на положении, в сущности, постоянно преследуемого. Хотя аудитории моих восторженных слушателей трещали переполненные. И вот — зовет меня член Политбюро, секретарь ЦК КПСС, самый близкий сподвижник Горбачева... Почти что — когда-то — друг мой.

Тогда к относительно общей с Горбачевым политике вашей я еще не был настроен критически. Хотя разочарование в чем-то уже закрадывалось в душу. Мне и в голову не могло, однако, прийти, что ты — после столь длительного тайного игнорирования меня — зовешь меня, естественно, вовсе не для того, чтобы наконец подумать вместе о наиболее адекватном применении моих возможностей: человека с редким тогда ореолом давнего противника командной системы, с авторитетом в прошлом борца как раз за альтернативу, которую и должна была утверждать горбачевская команда. Оказалось же, ты пригласил меня тогда (в начале марта 1988 года) для того лишь, чтобы поручить мне от имени Политбюро (ты тогда так и сказал: «Не я один тебя об этом прошу. Это задание Политбюро») изложить для самого верха мой взгляд на национальный вопрос...

И тут напомню, что в то время я к тебе относился все еще с доверием (и конечно, к Горбачеву), поэтому никаких побочных мыслей у меня пока не возникло, появилось тут же естественное стремление «послужить Отечеству». От него я вас обоих тогда еще не отделял.

К тому же как раз незадолго перед этим начался конфликт в Нагорном Карабахе и вокруг него. Но самое главное, что в этом моем согласии послужить сыграло решающую роль то, что я многие годы перед этим наряду с другими важнейшими стратегическими и тактическими проблемами политики КПСС подпольно, «в стол», разрабатывал и теорию национального вопроса. Как раз ко времени нашей этой встречи с тобой на Старой площади и завершил я (мимоходом пока об этом здесь поведаю) изложение истории и теории этого вопроса в другой рукописи — в рукописи книги, представляющей собой мое одно огромное письмо М.С. Горбачеву... То есть я уже и сам давно и тихо, у себя дома, служил Отечеству.

Да, есть такое письмо мое к нему — около 600 машинописных страниц. В нем, разделяя тогдашние наиболее принципиальные позиции Горбачева, я пытался по долгу сердца изложить результаты моих исследований судеб русской революции и на этой основе предостеречь Политбюро от наиболее печальных ошибок.

Письмо я это так, однако, и не отправил. Хотя это-то письмо готовил именно к отправке. Бескорыстный это и неустанный труд почти трех лет. Письмо это беспрецедентное, думаю, не только по объему...