Георгий Куницын - Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

В сущности, все это и относится к русской революции в ее и ныне неясном целом. Энгельс продолжает так: «Раз уж порох будет подожжен, раз уж силы будут высвобождены и народная энергия из потенциальной превратится в кинетическую <...> люди, которые подожгли фитиль, будут подхвачены взрывом, который окажется в тысячу раз сильнее их и будет искать себе выход там, где сможет, в зависимости от экономических сил и экономического сопротивления».

Скепсис автора письма далее усиливается: «Предположим, эти люди воображают, что могут захватить власть, — ну так что же? Пусть только они пробьют брешь, которая разрушит плотину, — поток сам быстро положит конец их иллюзиям (!). Но если бы случилось так, что эти иллюзии придали бы им большую силу воли, стоит ли на это жаловаться?»

В этих словах, замечу мимоходом, неожиданности тоже нет: Энгельс во всех случаях за то, чтобы поддерживать революционное действие. Это заблуждение того времени и самой этой личности. Он был убежден, что насилие, хотя это и не есть главный фактор истории, все же неизбежный спутник и неизбежное средство революций. Конечно, у меня и об этом далее еще будет специальный разговор. А сейчас-то обращаю внимание именно на то, что Энгельс тем не менее предупреждает русскую социал-демократию о наиболее вероятном, с его точки зрения, ходе и исходе русской революции (письмо адресовано В.Засулич). Он продолжает развертывать картину российского апокалипсиса: «Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда (!) убеждались на другой день, что они не знали, что делали, — что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией, которой избежали немногие исторические деятели» (Энгельс Ф. Сочинения. т. 36. с. 259–263).

Избежали ли хотя бы и немногие? Ведь всякая ошибка в разной мере, но ведет к противоположному, а часто и полностью трагическому результату. Уж во всяком случае не революционерам дано избежать насмешек дьявола. Энгельс об этом и пишет: кто бы ни начал в России переворот, пусть это будет «дворцовый заговор, он будет сметен на другой же день», и придут в движение неведомые силы.

Поразительно звучит это на фоне того, что мы знаем сегодня: революция наша сметала и смела с лица земли, в сущности, всех, кто бы и под какими флагами ее бы ни начинал. Она много раз сменила свой авангард. И наконец, даже и после долгих лет сталинской контрреволюции (утвердившей у нас псевдосоциализм) пришла вновь к своему буржуазному перерождению. Открыто. Она пережила и свой бесконечно более сложный и долгий, чем во Франции, якобинский период, но все-таки вступила теперь в стадию термидора... Об этом Энгельс и предупреждал: «В стране <...> где представлены все ступени социального развития, начиная от первобытной общины и кончая современной крупной промышленностью и финансовой верхушкой, и где все эти противоречия насильственно сдерживаются деспотизмом <...> все более и более невыносимым для молодежи, воплощающей в себе разум и достоинство нации, — стоит в такой стране начаться 1789 году, как за ним не замедлит последовать 1793 год» (там же. с. 264).

Другими словами, как и было во Франции, истребление революционеров. Тех, кто начинал революцию. Роковое колдовство «ироничной старухи»...

«Революция пожирает своих детей» — кажется, это изречение я когда-то встретил в одном из писем Н.Г. Чернышевского из сибирской ссылки. У него было время там прийти к столь страшному, но и, к прискорбию, совершенно верному заключению. А может, это слова Дантона?

Но «дети революции» — это не только революционеры, а это в той или иной мере все люди революционной эпохи. Противников революции порождает революционная же эпоха. И нейтральных порождает эта же эпоха. Поэтому исчезновение, уменьшение или увеличение численности тех или иных слоев и классов объективно свидетельствует о характере и направлениях развития революции. Да и другие, внешние события, если они вторгаются в процесс жизни страны, принося насильственную смерть миллионам и миллионам людей, — они тем самым тоже деформируют естественный ход развития. К примеру, Первая мировая война и Великая Отечественная. Первая мировая вызвала и Февраль, и Октябрь 1917-го. А затем и все остальное. Но и сама-то по себе Первая мировая принесла только в боях убитыми 7 млн человек. А как счесть погибших потом от ран? Чудовищное нашествие фашистов лишило жизни 27 млн советских людей. А сколько после умерло от ран? А сколько не родилось в годы самих войн?

Отсюда неизбежно возникает и самый страшный вопрос: а каковы наши потери в масштабах всей страны в XX столетии (если же точнее, то за 30–40 лет, с 1914 по 1953 год)? И что сие означает для фактического предопределения того, что сегодня реально происходит и будет происходить завтра? Много ли ты задумывался над этим, взявшись за «архитектурное» воплощение замысла несчастной (от такого-то воплощения) перестройки? Ты же ведь просто никак не проявил себя в качестве именно фронтового поколения, спасшего не только Отечество, но и Европу и человечество, не проявил ты себя в качестве полпреда от его имени на тех уровнях властвования, на которых что-то от тебя зависело. Ты, как и все подобные тебе, всегда был реально значителен только той должностью, которую ты занимал, но не делами, какие реально делал. Уж прости. Вырвалось. Один Бог знает, каких усилий мне стоит сдерживаться. На большее я просто не способен.

Между тем вопрос о потерях требует ответа и историософского. Тогда только станет ясно, почему произошел разрушительный откат нашей революции и явно наметился второй (первый был сталинский) реванш контрреволюционных сил.

В самом деле, что же сталось с нашим генофондом, если убытие из общей численности народа СССР составило: в результате Первой мировой, а потом Гражданской войн — около 20 млн человек; в ходе Великой Отечественной (вместе с умершими от ран) — вероятно, не менее 50 млн человек; в результате всех репрессий исчезло одних крестьян вряд ли меньше 12 млн человек, а всего — свыше 15 млн человек. От других причин — кто знает, сколько? «А по бокам-то все косточки русские...» И нерусских много.

А задумывался ли кто над тем, что из этого бесконечно скорбного ряда порушенных жизней подавляющее большинство были молодые?

Во-первых, они сами столь много «не дожили, не долюбили». Не внесли своего вклада в «обустройство» России. Их смерть образовала гигантский вакуум во всех сферах жизни общества. Это герои истинной трагедии всех наций СССР одновременно. Через их судьбы пришли к нам и поражения, и победы.

Во-вторых, и это страшнее всего, от них, молодых, не родились дети. От этой самой лучшей части каждой нации СССР не родились дети...