Сергей Балмасов - Русский штык на чужой войне

– А сами-то как Вы туда попали? Вы что, белый офицер?

– Нет, я, собственно, красный офицер. Служил в Красной армии, потом по одному контрреволюционному делу попал на Соловки. Оттуда удрал, сначала в Сибирь, потом пробрался на юг, через Туркестан, на Каспийское море, в Баку, а оттуда – в Турцию. Из Малой Азии уехал к родным в Польшу, а потом, как польский эмигрант, в Бразилию. Работал в Сан-Пауло на заводе, потом перешел на автомобильное дело, а там меня застала их революция. Пришлось принимать участие и в этом деле. Поставили меня на броневой автомобиль и приказали палить по неприятелю.

– Ну и Вы палили?

– Палил. Но это все быстро кончилось. Начался кризис, пошла безработица, и я перекинулся в Парагвай, сражался с боливийцами. Когда русских демобилизовали, я получил место железнодорожного инспектора. Женился на своей «крестной мамаше» [800], которая посылала мне на фронт посылки, и перебрался к ней. Ничего, жить можно. Жалования – четыре тысячи песо, при том что на три тысячи жить можно нормально. Жизнь здесь дешевле, чем в Асунсьоне.

Сначала хотел было заниматься земледелием. У меня были небольшие деньги. Земля здесь – ни по чем, по 1200 песо за гектар, но с маленьким капиталом не выдержишь – непременно прогоришь, и даже быстро. Словом, я это кинул и теперь только служу и разъезжаю на дрезине по участку. Вот заезжайте ко мне, посмотрите моего сына – настоящий парагвайчонок! [801]»

Одним из самых известных русских бразильцев был бывший ротмистр Голубинцев [802], успевший повоевать в парагвайской армии во время гражданской войны в этой стране в 1923 г. Там он достиг чина старшего лейтенанта и уехал в Бразилию, став лейтенантом. Несмотря на не самые доброжелательные отношения между двумя странами после Великой войны Парагвая 1864–1870 гг., бразильцы закрыли глаза на то, что реально Голубинцев, состоя некоторое время на службе в бразильской армии, одновременно находился в резерве парагвайских вооруженных сил [803].

Говоря о его дальнейшей судьбе, необходимо заметить, что Голубинцев, установивший контакт с РОВС в Бразилии раньше других русских офицеров, претендовал на то, чтобы возглавить его отдел в этой стране.

Этому воспротивился полковник Цокун, начавший кампанию по его дискредитации. Очевидно, сам был не против занять данное место. В своих письмах руководителям РОВС он всячески чернил Голубинцева, представляя его «революционером» и даже «скрытым коммунистом».

Он отталкивался от того, что якобы Голубинцев во время гражданской войны в России перешел на сторону белых из Красной армии, а значит, уже поэтому он является «подозрительной» личностью. Кроме того, по словам Цокуна, во время мятежа в Бразилии в 1930 г., будучи мобилизован повстанцами, он участвовал на их стороне в местной смуте.

Однако Цокун перестарался, сообщив, что Голубинцева выгнали из парагвайской армии за неблаговидные поступки, в том числе якобы за участие в антиправительственном мятеже. Когда лидеры РОВС переслали последнему подобные письма, ему не стоило особого труда опровергнуть данные обвинения.

С помощью имевшихся у него документов он опроверг клевету в свой адрес (в том числе заявления о его переходе в Белую армию из Красной).

Этот эффект усилила поступившая лидерам РОВС характеристика этого офицера из независимого источника – парагвайского военного министерства: «Голубинцев свою службу в Парагвае (07.03.1922–31.10.1923) начал комендантом военного форта «генерал Дельгадо» в Чако на аргентинской границе. Когда вспыхнула революция, с 27 мая он был назначен вторым командиром эскадрона эскольты Президента и прибыл на фронт в составе правительственных войск. Голубинцев отличился во время боев: 3 июня в Сан-Лоренцо, 9 июня в бою под Асунсьоном, 14 июня – под Ита, 24 июня – под Жагваронан, 28 июня – под Парагвари, 30 июня – под Игватими, 31 июня (так указано в тексте документа, но, судя по всему, 1 июля . – Ред. ) – в Вимарика. В этих и в ряде других боев он был замечен как очень храбрый офицер. В многочисленных атаках Голубинцев брал пленных и отбивал позиции у противника» [804].

Кроме того, в характеристике были и другие самые похвальные отзывы в его адрес, и клеветники Голубинцева были посрамлены.

Как бы там ни было, эпизод с его участием в местной гражданской заслуживает особого внимания. Об этом рассказывает сам Голубинцев: «…я прибыл в Сан-Пауло, крупнейший город южноамериканской индустрии с массою фабрик и заводов. Город напомнил мне Европу и имел вполне благоустроенный вид, широкие улицы и небоскребы. Здесь я впервые обратился к парагвайскому консулу для оформления своих бумаг. Консул онорарио (почетный) занимал в то время пост директора банка, был весьма удивлен моему появлению, сознавшись, что впервые видит перед собою парагвайского офицера, и, устроив мне все необходимые бумаги, снабдил деньгами и дал рекомендательное письмо к своему другу, президенту штата Рио-Гранде-де-Суль доктору Боржесу де Медейросу с просьбою зачислить меня в свою штатную армию – бригаду милитар.

Этот штат был одним из самых богатых, имел свою собственную армию, промышленность и экспортировал вино и мясо. Обрадованный всем этим, я поблагодарил консула и, не задерживаясь в Сан-Пауло, поехал в Сантос, чтобы оттуда на пароходе следовать в Порто-Алегре…

За ужином в кают-компании я заметил нового пассажира с лицом скифа с византийской вазы. Скиф этот оказался русским инженером Аркадием Доментьевичем Черницыным, бывшим гардемарином, эмигрантом с 1905 года, занимавшим теперь крупное место в штатном правительстве. Стоит ли добавлять после этого, что мы сразу подружились и всю ночь проговорили в его каюте за бокалом вина до самого прибытия парохода в порт Имбитубу, куда он следовал… Черницын предложил мне сойти с ним на берег и показать мне тамошний знаменитый отель, выстроенный одним из братьев Ляже по модели отеля в Монте-Карло, который ему страшно понравился…

В этот момент я услыхал отходной гудок парохода и, заторопившись, попросил Черницына поскорее доставить меня в порт. Но Аркадий Доментьевич засмеялся, приказал гарсону подать нам еще по рюмке шерри-бренди и поинтересовался у меня, не надоело ли мне все время воевать.

– Довольно, мой милый, никуда вы отсюда не поедете! Здесь я сделаю из вас инженера-землемера, и вы, наконец, станете мирным гражданином!…

– Аркадий Доментьевич, но ведь я измерял землю только переменным аллюром на коне и знаю это ремесло с чисто кавалерийской точки зрения.

– Ничего, мой милый, теперь я познакомлю вас с аппаратом Бекмана, и вы быстро всему этому научитесь, – скажите, ведь вы окончили кадетский корпус, так же как и я, и потому проходили геометрию и топографию. Больших знаний я от вас и не потребую.