Сергей Балмасов - Русский штык на чужой войне

Стоит ли добавлять после этого, что штат Рио-Гранде-де-Суль остался надолго ожидать меня, так как Аркадий Доментьевич взял меня на работу по проводке дорог на фазенду (имение) Санта-Сецилия, принадлежащую братьям Ляже, в 23 000 гектаров, где быстро научил меня обращаться с измерительным аппаратом и в конце концов в короткий срок сделал из меня настоящего землемера…

Так мы прожили спокойно до 1930 года, то есть шесть лет. В этом году в Бразилии вспыхнула революция. Штат Рио-Гранде-де-Суль восстал против федерального правительства, и его войска с юга двинулись на север для свержения в Рио-де-Жанейро бразильского президента доктора Вашингтона Люиса. Революционные войска, заняв Имбитубу, немедленно мобилизовали меня, как бывшего русского и парагвайского офицера, и я был декретом Южного правительства зачислен в армию и три месяца пробыл в должности начальника штаба конной группы. Революция была менее поэтична, чем парагвайская, так как почти нигде революционеры не встречали сопротивления, и после победы революционеров и занятия нашей конницей «гаучо» столицы Рио-де-Жанейро новый президент республики, доктор Жетулио Варгас, особым декретом отблагодарил всех участников революции, и я был переведен в город Сан-Пауло с прикомандированием к департаменту полиции, где моя карьера за десять лет дошла до звания личного секретаря начальника полиции доктора Коста Ферейры…» [805]

Ту же самую роль пришлось сыграть в бразильских событиях по меньшей мере еще двоим или троим русским, проживавшим в Сан-Пауло. По данным белоэмигрантов-офицеров, после подавления мятежа все они были поставлены на особый учет [806].

Другим русским, принимавшим участие в борьбе по другую сторону баррикад, был прежде известный в русских революционных кругах поручик Борис Иванович Солодовников. В годы его молодости, еще во времена Империи, он вступил в ряды подпольной организации и пострадал за это.

По отбытии наказания он был реабилитирован «за юношеский максимализм» и дослужился до чина полковника. Но когда после 1917 г. он оказался в Бразилии, то, по данным белогвардейской прессы, «в 1930-х гг. принимал участие в борьбе против бразильского правительства в рядах местных красных» [807].

При этом участие в борьбе с оружием в руках на бразильской земле наших соотечественников не ограничивалось лишь политикой. Так, например, группа казаков, узнав про слухи об обнаружении в штате Матто-Гроссо крупных россыпей бриллиантов, двинулась на их поиски.

Поход начался вопреки тому, что они были плохо вооружены. Несмотря на это, им удалось достигнуть цели, проделав путь в 700 километров на запад в амазонскую сельву в долину Рио де Мортес («Река смерти»).

Во время путешествия они регулярно сталкивались с дикими зверями и агрессивными индейцами. Часть участников похода погибла во время него, но оставшимся удалось набрать бриллиантов.

Тем не менее разбогатеть на этом им не удалось, поскольку на обратном пути туземцы их «обобрали» [808].

Еще один поход казаки также предприняли в амазонскую сельву против индейцев, чтобы захватить их богатства, включая отлитого из чистого золота божества, которому они поклонялись, а также большого количества изумрудов. Прежние попытки захватить их со стороны бразильцев были неудачны – меткие краснокожие убивали отравленными стрелами любителей чужого добра.

Однако казакам удалось то, чего не удалось другим, хотя они и потеряли около трети своего отряда во время этой экспедиции. Впрочем, им также не суждено было разбогатеть, поскольку награбленное они довольно быстро пропили, спустив его за бесценок в местных тавернах.

Русские эмигранты попадали в эту отдаленную даже по региональным меркам страну в основном эпизодически. Среди них было немало сектантов, которые стремились укрыться в местной глуши от сует и проблем цивилизованного мира. Кое-кто приезжал на заработки на местных рудниках, главным образом золотых [809]. Профессиональные же военные сюда проникали очень редко.

Особенно много сектантов и старообрядцев попало сюда в царский период из-за давления на них царских властей и Русской православной церкви [810]. Они уезжали из России в том числе и из-за того, что не хотели нести воинскую службу.

Естественно, что боливийские власти это не приветствовали и против таких лиц в период Чакской войны предпринимались репрессии, чтобы силой заставить их идти на фронт.

В этой связи необходимо сказать и о русских военных на боливийской службе. Следует заметить, что к середине 1920-х гг. «русская волна» еще не успела в полную силу докатиться до этой страны. Однако в начале 1930-х гг., видя успехи русских в ходе Чакской войны на службе во враждебном им Парагвае, боливийские власти стали целенаправленно препятствовать приезду русских на свою территорию. Видимо, они опасались их как шпионов, а также мстили представителям тех, «кто-де помогает нашим врагам» [811].

Однако по мере ухудшения ситуации на фронте отношение боливийцев к нашим соотечественникам стало меняться в лучшую сторону и их власти стали привлекать их на свою службу.

Так, по данным русских парагвайцев, в 1934 г., видя успехи русских на своем фронте, Боливия стала поощрять переезд к себе белоэмигрантов из других стран [812], особенно пострадавших от Великой экономической депрессии.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что эти переезды случались и что некоторые из наших соотечественников фактически воевали против своих собратьев с парагвайской стороны.

По меньшей мере один из таких русских, оказавшихся тогда в Боливии, с гордостью говорил о своей службе в «доблестной», как он выражался, боливийской армии во время Чакской войны с Парагваем, и на белоэмиграцию это производило тяжелое впечатление [813].

Некоторые русские офицеры служили и в армии этого государства еще до революции 1917 г. и массовой эмиграции из России. Первым известным русским на чилийской военной службе считается астраханский казак Алексей Яковлевич Щербак (1842–1885), который в 1866 г., являясь студентом-медиком, стал революционером-заговорщиком и, будучи раскрыт жандармами, бежал из России.

Некоторое время он скитался по Европе и другим континентам, пока не осел в Чили, где поступил в 1875 г. на службу в чилийский военно-морской флот врачом фрегата «Бланко Энкалада». К началу Тихоокеанских войн этой страны против Перу и Боливии (1879–1884) он уже был начальником медицинской службы этого корабля [814].

В 1883 г., после защиты им здесь докторской диссертации по актуальной тогда теме лечения огнестрельных ран, изданной отдельной книгой, он становится главным врачом военно-морского флота Чили.