Сергей Балмасов - Русский штык на чужой войне

Однако после этого Щербак, будучи в расцвете сил, неожиданно заболел и скончался сразу после одержанных Чили побед над Перу и Боливией, чему он, как мог, содействовал. Его хоронили все чилийские моряки от адмирала до последнего матроса с отданием воинских почестей. Многие из них были обязаны ему своей жизнью [815].

Кроме того, в 1890-е гг. здесь военным инструктором был офицер русской службы фон Дрентельн, ранее проходивший службу в Измайловском полку, который, судя по всему, принимал участие в боевых действиях Чили против Боливии и Перу, содействовав успеху чилийских войск.

Также после революции 1917 г. сюда, в чилийскую столицу Сантьяго, приехал полковник Лейб-гвардии уланского Ее Величества полка Кушелев [816], также некоторое время находившийся на военной службе этого государства.

Впрочем, по сравнению с другими странами региона случаи попадания на чилийскую военную службу белоэмигрантов были довольно редки. Но это не свидетельствует о каком-то предвзятом отношении чилийцев к русским. Все дело в том, что к началу 1930-х гг. из-за географической удаленности этой страны от основных центров белоэмиграции в Чили насчитывалось всего несколько десятков эмигрантов.

Впрочем, ротмистр С. Голубинцев пишет, что отчасти слабое присутствие русских офицеров здесь было обусловлено и политическими моментами: «Я отправился в чилийское посольство за визою, надеясь попытать счастья на берегах Тихого океана. Но нашим мечтам не суждено было осуществиться вследствие отказа чилийского консульства выдать визу русским подданным (опасались проникновения коммунизма в их страны)» [817].

Как бы там ни было, к середине 1920-х гг. русские офицеры стали отмечаться на военной службе в этой стране чаще [818].

Следует заметить, что колония русскоговорящих тогда заметно выросла (в первую очередь за счет русских евреев, и тогда в регионе слова «русский» и «еврей» стали практически синонимами).

Произошло это в момент, когда соседнюю Аргентину захлестнул кризис. В результате к 1937 г. численность русскоязычных в Чили выросла, по разным данным, с нескольких сотен до 10 и даже до 30 тысяч человек. Благодаря этому их представители стали появляться в местных силовых структурах чаще.

Причем по крайней мере в одном случае у одного из «русских евреев» два сына, получившие чилийское подданство, стали офицерами армии этой страны [819].

Перед Второй мировой войной и после нее небольшая русская колония Чили пополнилась некоторыми белоэмигрантами из Албании. Среди них оказался глава черкесов Кучук Улагай, являвшийся одним из самых известных белогвардейцев-горцев, устроившийся преподавателем в местный Военно-географический институт.

О его пути в Чили следует рассказать особенно подробно. Будучи офицером регулярной албанской армии, этот участник декабрьского похода против «красного епископа» Корчи Фаноли добился высокого положения в вооруженных силах короля Ахмеда Зогу I.

Во время его очередной отлучки – отъезда на учебу из Тираны в Скутари (Скадари) для регулярного прохождения четырехмесячных специальных курсов – и произошло событие, впоследствии коренным образом изменившее всю его жизнь.

У него была родная сестра Фатима, славившаяся, как и многие черкешенки, своей красотой. Унтер-офицер албанской службы Куракин, служивший на конском заводе в городе Шияке под руководством Кучук Улагая, был в нее безутешно влюблен. О том, чтобы они были вместе, не могло быть и речи. Куракин не мог променять из-за женитьбы православие на ислам, а она сама под страхом смерти не могла принять христианство.

Выход подсказала сама девушка – похищение. В итоге Куракин и поступил по образцу и подобию настоящих джигитов. Кучук Улагай в компании Сукачева (см. параграф по Албании) «прогуливался по Скутари, когда мимо них на бешеной скорости пронесся автомобиль, в котором сидела укутанная в чадру мусульманка Фатима, а в мешке на его полу лежал православный Куракин. Сделано это было для того, чтобы сбить с толку ее брата, который, в случае поимки обоих заговорщиков, не пощадил бы ни сестры, ни своего сослуживца.

Осуществлению этого романтического приключения помог православный епископ Албании. Правда, он выдвинул условие, что Фатима сразу после похищения крестится, что она и сделала.

Узнав об этом, Кучук Улагай проклял ее и обещал отомстить похитителю. Зная, как страшен в гневе брат Фатимы, Куракин сразу после женитьбы на ней переехал на заработанные у Ахмет-бея деньги как можно дальше от него, в Чили. Он надеялся, что уж здесь-то, на краю земли, он точно их никогда не найдет.

Будучи инженером по специальности, Куракин в этой стране оказался весьма востребованным и устроился на новом месте весьма неплохо. Тогда он и не думал, что ему снова придется встретиться с Кучук Улагаем.

В июне 1945 г. последнему, благодаря имевшемуся у него албанскому гражданству, буквально чудом удалось остаться в живых. Его, являвшегося на тот момент одним из виднейших офицеров северокавказских горских формирований, сражавшихся за нацистов, требовали выдачи представители советского командования.

Произошло это при следующих обстоятельствах: после сдачи в плен англичанам он очутился в лагере в австрийском городе Лиенц, получившим мировую известность за массовую выдачу союзниками воевавших против Советской армии горцев и казаков коммунистам.

Мало кто спасся из этого ада, и Кучук Улагай уже считал себя погибшим. Некоторых, особенно отличившихся в борьбе против Советской власти, в том числе и его самого – ожидало повешение или расстрел. В лучшем случае – долгие годы лагерей. Дело в том, что имя этого человека, бывшего командира знаменитой Черкесской конной дивизии у белых, было слишком хорошо известно коммунистам, чтобы надеяться на пощаду.

Своим спасением Кучук Улагай был обязан своей жене, которая, узнав о его задержании, бросилась к союзникам, хотя ей, как супруге «видного коллаборациониста», также угрожал арест. Она показала албанский паспорт мужа английскому коменданту. Когда англичане уже передавали несчастных СМЕРШу, он приказал вывести Кучук Улагая из толпы «предателей».

Разумеется, возмущению коммунистов, из лап которых ускользала такая добыча, не было предела. Чтобы успокоить их, англичане заверили советскую сторону, что он им нужен для собственного расследования. Они заперли его тут же в подвале, инсценировав новое «задержание». А наверху, над головой Кучук Улагая, согласно его воспоминаниям, якобы в это время грохотали сапоги и слышались выстрелы – кое-кого из выданных союзниками коммунисты, с кем у них были особые счеты, убивали прямо на месте.

Однако советские спецслужбы продолжили охоту на Кучук Улагая, и ему надо было срочно затаиться. Узнав о бедственном положении своего шурина, Куракин вышел на него и предложил ему «мир» и помощь.