Сергей Балмасов - Русский штык на чужой войне

В числе причин – не только нежелание сражаться за «немонархическую» державу, но и счеты с Польшей за неожиданно для многих белогвардейцев заключенный мир в 1920 г. с большевиками, из-за чего их мечты на ведение против них успешной борьбы рухнули.

Возможно, свою роль сыграло и наличие другой мрачной страницы двусторонних отношений из недавнего прошлого, когда сотни и тысячи чинов интернированной в 1920 г. в Польше белой армии генерала Бредова и других белогвардейских формирований погибли от голода, издевательств и болезней в польских лагерях для интернированных.

Впрочем, судя по дальнейшим сводкам ИНО ГПУ, впоследствии (не позднее чем через четыре года) подобные настроения монархистов удалось переломить в пользу сотрудничества с Варшавой.

После разгрома своей агентурной сети на советской территории в 1922–1923 гг. на некоторое время Варшава ослабила работу своих спецслужб на территории Советского Союза. Этому способствовала и временная разрядка в отношениях между Западом и СССР.

Однако в 1927 г. в связи с обострением их отношений польские спецслужбы снова усилили работу против красной Москвы. И снова их агентами активно набирали российских белоэмигрантов.

В частности, 8 апреля того же года ИНО ОГПУ сообщало об оживлении соответствующей работы белоэмигрантских организаций: «…председатель Русского эмигрантского комитета в Польше Семенов вошел в контакт с польским Генеральным штабом и якобы ведет регистрацию офицеров-эмигрантов… До последнего времени эмигрантские организации отправляли бывших русских офицеров во Францию. Теперь, якобы под влиянием англичан, бывших офицеров уговаривают остаться в Польше, причем указывается на возможность различных комбинаций против СССР» [578].

По этим же данным, активное участие в привлечении белоэмигрантов на работу в польские силовые структуры играл член правящего польского кабинета Медзинский.

Во время советско-польской войны 1920 г. он отвечал за организацию повстанческих отрядов на восточных кресах (Западная Украина и Белоруссия).

По данным советских разведчиков, тогда он «вновь заинтересовался положением на кресах… Медзинский развивает усиленную деятельность по организации партизанских сил, их объединению и созданию кадров для будущих белорусских формирований. В частности, Медзинский также интересуется остатками отряда Булак-Булаховича» [579].

Кроме того, варшавская резидентура Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ сообщала 9 августа 1927 г. о соответствующей работе группы М.М. Яковлева на 2-й разведывательный отдел польского Генерального штаба.

По ее данным, она финансировалась Национально-революционным союзом» из Парижа, польскими монархическими группами (газета «Слово») и 2-м отделом польского Генштаба. Общее число «яковлевцев» состояло из 30 человек. Большинство из них были русскими эмигрантами, но были среди них и этнические поляки, например, Болеслав Кремской.

В частности, эта группа занималась заброской в СССР с агентами 2500 номеров финансируемого польскими спецслужбами еженедельника «Новая Россия». Среди них чекисты выделяли Людвига Матвеевича Свойчайтиса (Свойкайтиса), нелегально проникшего по состоянию на лето 1927 г. на советскую территорию [580].

А 21 июня 1927 г. ИНО ОГПУ докладывал о налаживании связей между польскими спецслужбами и белоэмигрантами-монархистами: «В 20-х числах марта в Варшаву приезжала делегация от Кирилла (один из главных «наследников на Российский престол»). Она добилась свидания с генералом Сикорским (один из высших представителей польской военной иерархии), который, однако, принять их отказался и направил во 2-й отдел (разведывательное подразделение польского Генштаба . – Ред. ).

Во 2-м отделе делегация монархистов просила замять дело Толя (Анатолий Толь, представитель белоэмигрантской монархической «кирилловской» организации в финском Выборге), заявив, что Польша все равно ничего не выиграет, а лишь разоблачениями, что «именем Его Величества Кирилла Первого» они гарантируют ей ее восточные границы, 2-й отдел обещал делегации замять дело Толя, но потребовал всех информационных материалов об СССР. На этом переговоры закончились и сделка состоялась».

Кроме того, тогда советским разведчикам удалось установить, что параллельно в то же время на деньги польских спецслужб и прочих силовых структур в Вильно действовала монархическая организация «Виленское русское товарищество» с русскими офицерами-белоэмигрантами во главе.

Среди них отмечали ротмистра Яковлева, агента 2-го разведывательного отдела польского Генштаба, одновременно занимавшего должность главного редактора издаваемой на польские деньги белоэмигрантской газеты «Новая Россия»; полковника Якубовского, а также другого офицера – Рудковского и других.

По сведениям советских разведчиков, «настоящий центр организации, заседания, хранение секретных документов находятся в имении «Маркутье» в пяти километрах от Вильно, которое принадлежит Ольге Марковне Пушкиной» [581].

Отдельно следует выделить работу польских спецслужб по налаживанию взаимодействия по антисоветской работе с японскими коллегами. В этом им (на середину июня 1923 г.) заметную помощь оказывали офицеры бывших российских силовых структур, «на днях вернулся из служебной командировки в Токио капитан Генерального штаба Владислав Ковалевский, начальник референта иностранных шифровальщиков 2-го отдела Генштаба. Он был командирован туда по распоряжению бывшего его начальника генерала Сикорского по просьбе японского Генштаба.

Дело в том, что японский Генштаб не был в состоянии расшифровать советские шифры, а от своего военного атташе в Варшаве он узнал, что капитан Ковалевский является крупным знатоком европейских шифров вообще и русских в частности.

Поэтому его командировка имела целью ознакомить офицеров японского Генерального штаба с системами советских шифров и, по возможности, помочь им в расшифровании имеющихся в его распоряжении шифрованных текстов.

Так, например, стало известно, что капитан Ковалевский способствовал разгадке советского шифра «Иоффе», употребляемого где-то на Востоке.

Капитан Ковалевский в своем рапорте начальнику отдела указывает, что его командировка имела полный успех. Прочитанные им лекции японским офицерам о системах советских шифров произвели большой фурор. Японские офицеры проявили большой интерес в области шифроведения, но, по мнению Ковалевского, не извлекли из его лекций максимума пользы, так как в большинстве своем не знают русского языка.

У него, Ковалевского, остались самые хорошие воспоминания об офицерах японского Генерального штаба, которые на прощание просили его поддерживать регулярную переписку по вопросам шифров, обещая, в свою очередь, информировать его обо всем, что ими самими будет достигнуто в этом смысле» [582].