Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Итак, Бог сделал свой ход, должен признать, с некой долей зависти, поистине блестящий, и поместил на некоторое время Своего Сына на землю, где Он вызвал немалую смуту и нанес немалый урон моим планам, который в те времена трудно было даже точно определить. Моя первая реакция, как уже говорилось, была исполнена гнева и ярости, ведь я пытался ответить силой, что, однако, не дало сколько-нибудь ощутимых результатов, поскольку со всех концов и из всех углов выползали новые апостолы, миссионеры и верующие, и даже мой старый добрый друг Смерть не мог далее следовать за ними, так что мне довольно быстро пришлось выработать новую тактику. На некоторое время я удалился и уверовал через какую-то сотню лет, что решение мною найдено, а именно — это была своего рода дуальная тактика, при этом я надеялся, что, по меньшей мере, часть ее будет обладать пробивной силой и окажет долгосрочное воздействие.

Часть моей тактики состояла в том, что я обратился к potentes, властителям этого мира, что казалось мне особенно важным, именно они должны были стать моими естественными союзниками, ибо они не могли быть заинтересованы в том, чтобы все больше людей отворачивалось от этого мира и, стало быть, от их власти, более того, они должны были воспринимать это как демонстративную угрозу. Ведь власть — это то же богатство, которое в этом мире распределено чрезвычайно неравномерно, но не потому, что я не доверяю людям, а только по той причине, что оно обретает силу лишь тогда, когда сконцентрировано в небольшом количестве мест. За власть, по-моему, должно бороться как можно больше людей, ибо никогда нельзя заранее сказать, в чьих руках она будет наиболее эффективна, но если власть достигнута, то она должна связывать все воедино, задавать ритм, и каждый должен ей подчиняться, не придираясь по каждому поводу; первой и благороднейшей задачей власти должно быть подавление раз и навсегда любого сопротивления, без милосердия и не взирая на лица.

Добиться власти — это, как говорится, полдела, важно удержать власть, поэтому умные властители не полагаются только на свою силу, даже если их владычество опирается на нее, как дом на фундамент. Ибо со временем даже самый прочный фундамент становится ломким, поэтому они составляют план, каким образом можно постоянно обновлять дом, и называют этот план философией или, еще лучше, — религией [201], ибо вера держится дольше знания, поскольку она черпает свою силу в сердцах людей. Я не могу отрицать, что Новая религия Иисуса и Его посланников приветила добрыми словами сердца многих людей, и они, исполненные радости, верят в то, что им осталось только дождаться возвращения Спасителя, чтобы освободиться от страданий их земного бытия.

Итак, я посоветовал властителям мира встать самим во главе этой религии, тогда она не будет представлять для них опасности. В частности, если объяснить простым людям, что их деятельность вообще не влияет на спасение, и им оставалось бы просто следовать Божественной воле, как ее возвестил Иисус и как ее теперь громогласно повторяют власть имущие, ну а затем — готовиться к концу, Судному дню с его пятнадцатью вопросами и к Царству, которое не от мира сего. Так чего же было бояться властителям?

Ничего, во всяком случае, до тех пор, пока они слишком явно и настойчиво противостоят Новой религии, пока они будут укреплять людей в их вере в силу ожидания, дескать, нет смысла упорно стремиться к изменению условий здешнего мира, коль скоро тот мир давно готов принять истинно верующих. Да и неизбежные бедствия от власти переносились бы в этом случае лучше и легче, ибо люди твердо верили в то, что Страшный Суд вынесет неверующим и неправедным кару, которая будет более справедливой и более страшной, чем люди могли бы измыслить сами. А уж если властители копят богатство и умножают роскошь, сколь им заблагорассудится, то ведь в Судный день игра начнется с начала, и властелинам этого мира не останется ничего, кроме вечной кары, а верующим — вечное блаженство в Святом Иерусалиме. Этого простые люди ждут и сегодня, а властители вполне справедливо подсмеиваются над ними.

Ну, все бы вроде хорошо… Когда магнаты возглавили религию, для меня это стало до некоторой степени удачей, так как тем самым сохранится хоть немного порядка в этом мире и он не погрузится полностью в летаргический сон, убаюканный надеждой. Утвердить власть за правителями этого мира было не так уж трудно, как мне это казалось изначально, ибо раз уж сам основатель религии сказал, что Его царство не от мира сего, то кто же будет Ему возражать. Могущественным властителям оставалось только советовать верующим, ссылаясь на слова Господа, подчиняться начальству, добавив к тому же, что ослушавшийся властелина противится Божественному порядку, а холопы должны быть покорны своему господину во всем [202].

Однако одним порядком этого, естественно, не добьешься, поскольку мой красивый, грандиозный план усовершенствования мира может удаться лишь в том случае, если люди не начнут слишком рано довольствоваться своими достижениями. Так, я измыслил следующую часть своего плана, которая в то время мне показалась сверхгениальной: если уж так получилось, что люди настолько недовольны своим земным бытием, что они толпами устремились к Новой религии и при этом не давали себя смутить ни добрым словам, ни изощренными преследованиями, то я должен был на первое время примириться с данной ситуацией.

Но мне удалось проделать нечто другое, а именно — внести в их ряды великое смятение [203]. Коль скоро люди так сильно верят в Спасителя и надеются, что Он освободит их от скорбной земной юдоли, зачем же тогда быть Ему одним-единственным, отчего их не должно быть как можно больше, чтобы каждый человек получил шанс лично встретить Спасителя? В прошлом я достиг определенных успехов, устроив соревнование между людьми и их культурами; они великолепно развивались и притом внесли достойный вклад в прогресс этого мира, поэтому я полагал, что эта оправдавшая себя стратегия сработает и на этот раз, что хотя и было обоснованным предположением, но, как я вынужден признать, к сожалению, не всегда и необязательно вписывающимся в логику моего алгоритма, потому как даже я не должен бездумно исходить из того, что нечто функционирует лишь по той причине, что раньше оно уже функционировало. Ведь времена меняются, и нам надо работать вместе, ибо только так создается что-то в этом мире.

Так вот, я тогда позаботился о том, чтобы Новая религия не оставалась единственной, а вынуждена была выдерживать жесткую конкуренцию [204], для которой я постоянно подбрасывал новые идеи, как только видел, что она идет на спад. И я создал симониан и менандриан, и саторниальцев, базилидиан и николаитов, карпократов и керинтян, которых называли также меринтианами, валентиниан, секундиан, к которым примкнули Епифан и Исидор, что меня в то время весьма обрадовало, к тому же катафригийцев, к которым относились монтанисты и таскодругиты, которые, в свою очередь, разделились, пепуциан или прискиллиан и кинтиллиан, с которыми соединились артотириты, чему даже я не мог воспрепятствовать, появились также фотеяне и пневматомахи, которые были учениками Элевсия, который не признавал Святого Духа, и, наконец, оригиты, которые по ходу дела предавались блуду, что мне представлялось особенно красочным, но здесь и сейчас я умолчу об этом, как и о многих других религиозных группах, названия которых даже я не могу вспомнить. Но, к счастью, некий Епифаний (нет, не друг Исидора, а другой) однажды записал их всех по порядку, так что теперь я могу, по крайней мере, зачитать этот список.