Марина Цветаева - Марина Цветаева. Письма 1924-1927

А помните Сережину — «Записки добровольца»? (Не читали, но я Вам о ней писала.) [29] См. коммент. 8 к письму Р.Б. Гулю от 27 июня 1923 г. ( Письма 1905–1923 . С.576) Огромная книга, сейчас переписывается, оттачивается. Есть издатель, удивитесь, когда узнаете кто, сейчас не скажу, — боюсь cглазить. Вы эту книгу будете любить, очень хотелось бы переслать ее Вам в Россию.

Когда собираетесь? Только что перечла Ваше письмо, думала осенью, оказывается — весной. Когда весной? Передам через Вас письма Пастернаку и Коганам, посмо́трите обоих мальчиков, блоковского и пастернаковского, напишете мне. Мне очень важен срок Вашего отъезда, и вот почему: месяца три назад послала Пастернаку стихи: много, большая работа. Не дошли. В почту не верю, ибо за 2 года ни на одно свое письмо в Россию не получила ответа. Сейчас посылаю те же стихи Любовь Михайловне [30] Эренбург Любовь Михайловна (урожд. Козинцева; 1900–1970) — художница, вторая жена И.Г. Эренбурга. , с мольбой об оказии, верной, личной, п<���отому> ч<���то> не только стихи, но письмо, очень важное, первое за год, ответ на его через нее полученное.

Невозможно же переписывать в третий раз!

Хорошо бы, если бы снеслись с Л<���юбовью> М<���ихайловной>. Она скоро уезжает из Берлина.

Стихов новых не посылаю, милый Гуль, п<���отому> ч<���то>, очень занята перепиской, но до Вашего отъезда непременно пришлю «Поэму горы», написанную этой зимою. Хорошо бы «Мо́лодец» вышел до Вашего отъезда.

Гуль, дружу с эсерами, — с ними НЕ душно. Не преднамеренно с эсерами, но так почему-то выходит: широк, любит стихи, значит эсер. Есть еще что-то в них от старого (1905 г) героизма. Познакомилась с Керенским, — читал у нас два доклада [31]. Вручила ему стихи свои к нему (<19>17 г.) и пастернаковские [32]. Взволновался, дошло.

Мне он понравился: несомненность чистоты. Только жаль, жаль, жаль, что политик, а не скрипач. (NB! Играет на скрипке.)

С правыми у меня (как и у С<���ережи>) — холод. Тупость , непростительнейший из грехов! Сережа во главе студенч<���еского> демокр<���атического> союза IV — хороший союз, если, вообще, есть хорошие. Из 1-го безвозвратно ушел. Дружу еще с сыном Шингарева [33] — есть такие святые дети. 29 л<���ет>, с виду 18 л<���ет>: — мальчик. Уединенный. Весь — в 4-ом измерении. Туберкулез. Сейчас в Давосе.

Да: Как вы думаете, купит ли Госиздат мою последнюю книгу стихов? Именно: купит, а не: возьмет. Меня там, два года назад, очень любили, больше, чем здесь. Но я, очевидно, не возобновив сов<���етского> паспорта — эмигрантка? Как быть? Посоветуйте. Не хочется переписывать целой большой книги, да еще по-новому, на авось. И, вообще, корректно ли?

— Надоели деления!

В Госиздате (м<���оско>вском) у меня большой друг П.C. Коган, по крайней мере — тогда́ был (в Госиздате — и другом).

Конечно, эта книга для России, а не для заграницы, в России, объевшись фальшью идей , ловят каждое новое слово (звук), — особенно бессмысленные! Здесь еще роман с содержанием: не отчаялись в логике!

Стихи, Гуль, третье царство, вне добра и зла, так же далеки от церкви, как от науки. Стихи, Гуль, это последний соблазн земли (вообще — искусства!), ее прелестнейшая плоть. Посему, все мы, поэты, будем осуждены.

Пишите мне. Поэму Пастернака [34] очень хочу, но — откуда? Скоро пришлю свою.

Пражский адр<���ес> на обороте. Действенен до конца мая.

<���Приписки на полях:>

— О чем Ваши новые книги? Названия? —

— Эсеры, это — Жиронда [35], Гуль, — а?

Впервые — Новый журнал , 1986, № 165, С. 284–287. СС-6 , С. 532–534. Печ. по СС-6 .

Прага, 6-го апреля 1924 г.

Дорогой Гуль,

Вот письмо Пастернаку [36]. Просьба о передаче лично, в руки, без свидетелей (женских), проще — без жены.

Иначе у П<���астернака> жизнь будет испорчена на месяц, — зачем?

Если тот, кто поедет — настоящий человек, он поймет и без особого нажима. Некоторые вещи неприятно произносить.

Письмо — без единой строчки политики, — точно с того света. На Ваше большое милое письмо, только что полученное, отвечу на днях.

Адр<���ес> Пастернака:

Москва, Волхонка, 14, кв<���артира> 9.

Тот знакомый (к<���отор>ый поедет) м<���ожет> б<���ыть> просто назначит ему где-нибудь свидание?

Впервые — Новый журнал , 1959, № 58, С. 183. СС-6 , С. 534. Печ. по СС-6 .

Прага, 8-го апреля 1924 г., понедельник

Мой родной,

Встретимся с Вами не 29-го, а 15-го, после Вашего экзамена, в Русском Доме [37], где я Вас буду ждать до 3 ч<���асов>.

Пойдем в какой-нибудь сад, или за́-город, — сейчас уже хорошо. Если бы Вы знали, как я вчера близко от Вас была!

Итак — до 15-го, — в понедельник, — ровно через неделю.

Если никак не можете (чего не предполагаю) — черкните открыточку.

Впервые — Письма к Константину Родзевичу , С. 155. Печ. по тексту первой публикации.

Прага, 9-го апреля 1924 г., среда

Дружочек,

15-го — во вторник, а не в понедельник, как я Вам писала. Никогда не знаю чисел.

Радзевич, будет чудно! Непременно на пароходике. Хотелось бы в новое место куда-нибудь, Вам ваши уже надоели.

Пленительное, с Вами, чувство: тогда как другим всего много (боятся), Вам, мой волчий голод — всего мало! С Вами никогда не «передашь».

Глажу по головочке (бело-волчьей).

Радзевич, а ведь Вы со мной белый волк!

— Во вторник, к 2 ч<���асам> — да? не позже! А то — сразу домой!

Впервые — Письма к Константину Родзевичу , С. 159. Печ. по тексту первой публикации.

Прага, 10 апр<���еля> 1924 г.

Дорогой Гуль, Вы очень добры, спасибо. Письмо отсылайте почтой своему знакомому, если можно — заказным. Знакомому напишите, что нужно. Был у нас здесь Степун, — замечательное выступление [38]. Хочет сделать меня критиком, я артачусь, ибо не критик, а апологист. Деньги за письмо (заказное) перешлю 15-го, тогда же напишу и стихи пришлю. Еще раз спасибо за доброту, Вы хороший друг.

Хороша — набережная? [39]

Впервые — Новый журнал , 1959, № 58, С. 184. СС-6 , С. 534–535. Печ. по СС-6 .

Прага, 11 апреля 1924 г.

Дорогой Гуль,

Просьба у меня к Вам следующая: переговорите с берлинским председателем Госиздата относительно моей новой книги стихов «Умыслы» [40].

Книга за́ два года (1922 г.-1924 г.), — все, написанное за границей. Политического стихотворения ни одного.

Пусть он, в возможно скором времени, запросит московский Госиздат (там у меня друг — П.С. Коган и, если не сменен, благожелатель — цензор Мещеряков [41], взявший мою Царь-Девицу, не читая, по доверию к имени (к<���оммуни>ст!). По отношению к Госиздату я чиста: продавая им перед отъездом «Царь-Девицу» и «Версты» (I), — оговорилась, что за границей перепечатаю. (Что и сделала, с «Царь-Девицей».) [42]