Павел Полян - Историмор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортациях, войне и Холокосте

Без особых проволочек происходит, как правило, передача разыскиваемых правонарушителей из числа отрицателей из тех стран, где они скрываются от правосудия, в страны, где их разыскивают. Того же Цюнделя США в свое время передали Канаде, а Канада – Германии. В августе 2007 года в Малаге (на юге Испании) арестован австрийский журналист и публицист Герд Хонсик , разыскивавшийся на родине после того, как он бежал из Австрии в 1992 году. Суд приговорил его к 1,5 годам тюрьмы за неонацистскую деятельность и распространение публикаций, в которых он не только отрицал факт использования фашистами газовых камер, но и открыто защищал и оправдывал Третий Рейх [644]. При этом выдавать зарвавшихся отрицателей согласны и те страны, где отрицание не является преступлением. В то же время есть страны, где и слышать о выдачах не хотят, Россия, например: Москва для Графа стала тем же, чем был Цюрих для Ленина.

Были предприняты попытки придать подобного рода законам или законодательным инициативам международный статус. Так, Германия, председательствовавшая в Евросоюзе в первой половине 2007 года, предложила ввести уголовное наказание за отрицание Холокоста на всей территории Европейского союза, но встретила поддержку только в 8 странах из 27 (правда, в самых крупных и значимых).

Целый ряд рекомендательных резолюций был принят в ООН. Так, 1 ноября 2005 года Генеральная Ассамблея приняла резолюцию «Память о Холокосте», в которой подчеркивалось, что международное сообщество « отвергает любое отрицание Холокоста – будь то полное и частичное – как исторического события ». (Среди подписавших ее – и Россия, признавшая тем самым всю важность противодействия отрицанию и отрицателям Холокоста.) А 26 января 2007 года Генеральная Ассамблея ООН по инициативе США одобрила резолюцию, осуждающую отрицание Холокоста или преуменьшение его масштабов [645]. Появление на свет этого документа спустя месяц после тегеранской конференции отрицателей является явным ответом на позицию иранского президента Ахмадинеджада, открыто называющего Холокост «мифом» и призывающего уничтожить Израиль в его нынешней ипостаси.

В ряде стран нормы наказания, наоборот, принципиально не вводятся (на постсоветском пространстве это Россия, Латвия или Эстония). Но среди стран, где отрицание Холокоста никак де-юре не преследуется, – и Великобритания.

А в такой стране, как Испания, где соответствующий закон действовал с 1995 года, правовая ситуация серьезно переменилась. 7 ноября 2007 года Конституционный суд счел наказания за отрицание Холокоста неконституционными, поскольку состав деликта находится в сфере применимости свободы слова. Чистое отрицание Холокоста юридически беспредметно (поскольку Холокост был) и само по себе не ведет к разжиганию расовой или религиозной розни. Тут, правда, необычайно важно разъяснение суда: конституционным является наказание, в том числе и в виде тюремного заключения, для тех, кого обвиняют не в отрицании, а в оправдании Холокоста или любого другого геноцида [646].

В 2005 году, спустя 15 лет после принятия «Закона Гейсо», вводившего во Франции ответственность за отрицание Холокоста, группа французских историков подписала петицию «Свободу истории», где выступила против того, чтобы государство, хотя бы и из лучших побуждений, заходило бы на запретную для него территорию профессионалов-историков.

В некоторых странах соответствующие законы (или законопроекты) имеют более широкую, нежели Холокост, сферу применения. В Италии – на родине фашизма – уголовно наказуемы, например, пропаганда расового превосходства, акты дискриминации по национальному признаку либо побуждение к ним. В Польше понятием Холокост или геноцид не оперируют: начиная с 1998 года денежным штрафом или тюремным, до 3 лет, наказанием там карается отрицание фактов как национал-социалистического, так и коммунистического преследования. Чехия от Польши отличается, главным образом, словоупотреблением: подсуден как нацистский, так и коммунистический геноцид. Впрочем, Дэвиду Ирвингу вообще нечего опасаться в Польше: польский закон распространяется почему-то только на польских граждан различных национальностей, а также на поляков – граждан других государств.

Тем не менее, с юридической точки зрения тема уголовного преследования за отрицание Холокоста выглядит не так уж бесспорно, а правовые рамки и основания для преследования отрицателей далеко не страдают однозначностью толкований. Вполне ощутима конфронтация соответствующих законов с первой поправкой к Конституции США и со статьей 10 Европейской конвенции прав человека, гарантирующими гражданам свободу слова и выражения.

Это неотвратимо ведет к конфликтам между национальным и международным правом, между правом и справедливостью и т. д. Именно отсюда проистекают такие явления, как поддержка Хомским Форисона или пересмотр Конституционным судом Испании мер по преследованию отрицателей.

Разумеется, эта проблематика в контексте свободы слова была знакома и немецким законодателям. Но Верховный Суд ФРГ еще в конце 1979 года разрешил ее иначе, квалифицировав уничтожение евреев и полуевреев в Третьем Рейхе фактом столь неоспоримо задокументированным и бесспорным, что его отрицание не может быть выражением мнений (допустим, ошибочных, но тем не менее искренних) или взглядов (допустим, не вполне корректных, но тем не менее научных), а может быть единственно лишь заведомой клеветой, а также оскорблением и дискриминацией уцелевших в годы Холокоста и всех остальных ныне живущих евреев.

« …Невозможно отрицать суверенное право любой демократии жестко бороться с ростками коричневой заразы в обществе, не дожидаясь факельных шествий на улицах ее городов , – пишет Антон Носик . – Однако же сам по себе запрет на отрицание Холокоста достаточно ущербен смыслово и логически » [647]. Ведь отрицание не поддается однозначно четкой формализации, так что применение закона – даже чисто технически – может быть только избирательным, а стало быть, – и чреватым произволом и двойными стандартами. Из антисемитов в этом процессе неизбежно выковывается то, о чем они и помечтать не могли: эдакие гонимые диссиденты, сотрясатели основ, мученики за идею и чуть ли не жертвы произвола!

Выход из юридической дилеммы видится в сочетании обоих принципов: да, каждый имеет право на свободу слова, мысли и их выражения, но каждый обязан и отвечать за то, что у него в результате слетело с уст или пера. И если слетело нечто, что разжигает страсти, плодит ненависть, оскорбляет память жертв и т. д., то решать так это или не так следует суду, как и устанавливать меру ответственности за это.