Павел Полян - Историмор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортациях, войне и Холокосте

Решение Конституционного суда Испании, кстати, – это вовсе не победа отрицателей. Оно, повторим, создало принципиально важный прецедент: наказуемым должно быть не отрицание Холокоста, а его оправдание (то есть солидаризация с палачами) и пропаганда этого оправдания. Область же «чистого отрицания» должна регулироваться всеобщими конституционными положениями о свободе мысли и слова, а также запретами на возбуждение ненависти и т. д.

Министр иностранных дел Латвии Артис Пабрикс попытался аргументировать это же самое так: « Только дурак может отрицать Холокост, но при этом людей нельзя сажать в тюрьму только за то, что у них такие дурацкие взгляды » [648]. Однако министр не столько шутит, сколько лукавит: отрицатели не столько дураки, сколько антисемиты, то есть люди с убеждениями и принципами. И едва ли убежденного антисемита можно перевоспитать – даже в тюрьме. Как мания, как душевное уродство оно практически не поддается лечению: Гитлер и в предсмертной записке не забыл о евреях и попросил о том, чтобы кто-нибудь продолжил его святое дело очищения от них Германии.

Однако сегодня введение запрета способно сделать из отрицателей самых настоящих жертв и героев и, благодаря их статусной «гонимости», заметно повысить их же привлекательность еще и как «страдальцев».

В США, как замечает А.Носик, « верят в способность здорового общества победить вздорную идеологию в открытой борьбе мнений, не прибегая к помощи полицейской дубинки. И понимают, что нельзя быть наполовину беременной. Либо законодатель самоустраняется от регулирования мнений в головах людей и навязывания идеологий, либо он должен шаг за шагом пройти путь контроля за умами до конца. Сперва запрет на идеологию, потом на идеи, потом на книги, содержащие эти идеи, потом на музыку, фильмы, фотокадры, а дальше, глядишь, к каждому блогу по околоточному приставим, чтоб за умами надзирал… » [649]

Против цензуры и судебных преследований за сомнения и отрицания общепризнанных истин, в том числе и Холокоста, выступает не только Хомский, но и другие интеллектуалы, например, Тимоти Гартон Эш , посвятивший этому статью в газете «Гардиан». По его мнению, с отрицанием Холокоста « надо бороться в наших школах, университетах и СМИ, а не в полицейских участках и судах » [650]. В качестве альтернативы закону о запрете рассматривается политграмота – введение национальных образовательных программы по теме Холокоста [651].

С этой точки зрения поучителен опыт интернет-проекта « Ницкор [652]», основанного в начале 1990-х гг. Кеном Мак-Вэем (Ken McVay), гражданином Канады и США, и посвященного открытой полемике с отрицателями Холокоста. Соответствующий портал аккумулирует тексты и сведения как о Холокосте, так и о его отрицании и лично об отрицателях. К.Мак-Вэй – активный поборник свободы слова, и в этих дебатах он придерживается мнения, что важнее отвечать на аргументы отрицателей и вести разъяснительную работу в Интернете, чем вводить в нем цензуру: в 1996 году он выступил в парламенте Канады с критикой канадского закона, регулирующего распространение ненависти в Интернете. В конце 1990-х гг. Центр имени С. Визенталя упрекнул «Ницкор» в том, что объективно они-де способствуют рекламе отрицательства.

Возможным выходом из создавшегося положения могло бы стать учреждение авторитетного Международного Исторического Арбитража , наподобие тех юридических судов-арбитражей, которые существуют в настоящее время в Гааге и Страсбурге. Существуя под двойным патронажем ООН и, например, Всемирного Союза Историков, он должен иметь в своем составе аппарат, способный в короткие сроки мобилизовать экспертные группы по самым различным историческим дисциплинам или проблемам [653]. Это потребует заранее разработанных критериев и процедур, признаваемых и «истцами».

Стороны, имеющие серьезные сомнения в истинности тех или иных общепризнанных исторических фактов, должны быть готовы тщательно обосновать свои сомнения, упаковать их в исковые формуляры, четкие и не оставляющие лазеек для множественности толкований, и, наконец, привести все аргументы и доказательства своей правоты, как и доказательства неправоты тех, кого они считают своими оппонентами. Арбитраж основательно и подробно рассматривал бы подобные фундированные «иски» и «спорные случаи» и готовил бы авторитетные научные заключения о реальном состоянии дел в той проблеме, по которой поставлен запрос [654].

Для того чтобы выяснить, что это: клевета или не клевета, ложь или правда, – нужна авторитетная комиссия, которая бы по заранее оговоренной процедуре запрашивала экспертов. Тогда бы возникали прецеденты и оспоренного знания, и одновременно реакции исторического сообщества. Эта комиссия могла бы работать и с участием самих подателей «иска». Тогда можно было бы на что-то опереться, а не бесконечно ходить по кругу – ведь многие ответы уже существуют. В результате образуется фонд суждений, на которых сможет базироваться в случае необходимости и суд, который решит, в том числе, и вопрос о принадлежности конкретных утверждений к замаскированному антисемитизму, например (сам Исторический арбитраж, разумеется, имеет куда более широкий профиль компетенции).

У него должен быть высочайший научный международный авторитет. Ни в коем случае ни одна национальная историография не должна иметь монополии на решение своих национальных историографических вопросов, потому что история уж точно всегда была глобальна, задолго до нынешней глобализации. Дело в том, что национальные историографии конфликтуют друг с другом, имеют свои приоритеты и особенности, а в ситуации стран с полузакрытыми или закрытыми архивами может и утаиваться, и замалчиваться часть источников. Тогда начинаются конфликты с другой историографией. Прошлое-то у нас общее, двустороннее, многостороннее, а вот колокольни разные. Сам я с трудом могу представить независимого, в том числе украинского, историка, с чьей колокольни Бандера был бы героем.

Но политики утверждают: и герой, и символ, – и переименовывают Московский проспект в Киеве в проспект Степана Бандеры. А вот предлагаемый арбитраж – не Дума и не Рада, не Майдан и не Болотная, а место встречи авторитетных историков и корпуса эмпирических источников.

В самом словосочетании «Исторический арбитраж» нет ничего неестественного. История при этом не подменяет собой юстицию, как, впрочем, и не ждет от последней решения собственных научных проблем. Не все осознают, что история – точно такая же прикладная наука, как физика или химия, только областями ее практического применения являются не освоение космоса и не создание новых материалов, а широчайшая гуманитарная сфера – от образования до, к сожалению, идеологии. Хорошо известна роль исторических заключений и экспертиз в процессе борьбы за компенсации жертвами принудительного труда при национал-социализме в 1990-е гг. и в ходе самих компенсаций в 2000-е гг.