Валерий Шамбаров - По следам Штирлица и Мюллера

В руководстве гестапо катились кадровые перестановки, о которых мы уже рассказывали, Дильса «ушли», и в апреле 1934 г. появились «гости» из Баварии, Гиммлер и Гейдрих с командой собственных приближенных. Но и Гейдрих ценил опытных специалистов, а в интригах Леман не участвовал, постарался пристроиться к новому руководству. Выразил желание добровольно вступить в СС, рекомендацию ему дал сам Геринг. 20 апреля, в день рождения Гитера, «Брайтенбах» был принят в черный орден, получил звание штурмфюрера. Во время «Ночи длинных ножей» он находился в свите Геринга, в Москве получили самую достоверную информацию об этой акции.

В 1934 г. на должность «нелегального» резидента НКВД в Берлине прибыл Василий Зарубин. Одной из главных его задач стала связь с Леманом. При реорганизациях гестапо он был переведен в отдел по защите военной промышленности от иностранного шпионажа. В Советский Союз потекли сведения о строительстве заводов, новейших военных разработках. По своим служебным обязанностям «Брайтенбах» присутствовал при первых испытаниях двигателей баллистических ракет Фау-1. Его доклад о состоянии ракетостроения в Германии в 1935 г. был представлен Сталину и наркому обороны Ворошилову. Также передавались данные о новом бронетранспортере «Хорх», бомбардировщике «Хейнкель», новейших истребителях, огнеметном танке, зажигательных веществах, новых противогазах, строительстве подводных лодок для операций на Балтике и Северном море.

Лемана считали в Советском Союзе агентом исключительной важности. Его берегли. На случай провала для него была подготовлена схема нелегального выезда из Германии, комплект документов. Здоровье «Брайтенбаха» снова ухудшилось, диабет прогрессировал, но ему передали крупную сумму денег на лечение. Объяснить их происхождение помогло увлечение Лемана, он любил конские бега. Деньги замаскировали выигрышами на скачках, которые он якобы скопил. А лечение дало результаты, развитие болезни удалось приостановить.

В 1936 г. Леман перешел в отдел «Контрразведывательные операции и прочие вопросы контрразведывательного характера в отношении противника», подразделение — «Советский Союз». И снова посыпались ценнейшие данные, в том числе об агентах гестапо, внедренных в коммунистическое подполье. Правда, в это время на «дядюшку Вилли», как его называли сослуживцы, поступило два доноса. Один утверждал, что на рубеже 1920–1930-х годов он придерживался антинацистских взглядов. Мюллер назначил служебное расследование и сам же быстро закрыл его. Он-то представлял, чего стоят такие обвинения, сам в это время сажал нацистов.

Второй донос был опаснее. Некая фрау Дильтей сообщила, что советское торгпредство связано с сотрудником гестапо, и его фамилия Леман. За «дядюшкой Вилли» установили наблюдение (хотя его по дружбе известил сослуживец). Но гестапо для проверки решило припугнуть Дильтей. Ей объявили, что она арестована, и дама созналась, что речь шла о другом Лемане, однофамильце «Брайтенбаха». Он был любовником Дельтей, изменил ей, и она отомстила, оклеветав сожителя. Подозрения с советского агента были сняты, а в «контрразведывательных операциях» против СССР он снова проявил себя с лучшей стороны. По итогам 1936 г. его выделили в числе четырех лучших сотрудников гестапо, им были вручены портреты Гитлера в серебряной рамке с личным автографом фюрера. В мае 1937 г. Леман вступил в НСДАП, получил членский билет № 5 920 162.

Он продолжал поставлять информацию самую разнообразную — и по профилю своего подразделения, и то, что узнавал в других отделах. В Москве узнавали от него о секретных опытах по производству синтетического бензина, о строительстве завода боевых отравляющих веществ, о перевозках войск и вооружения в Испанию для Франко, о структуре и оснащении германских вооруженных сил. В 1937 г. он даже сумел передать Зарубину копию доклада «Об организации национальной обороны Германии», имевшего гриф «Особой важности, только для высшего руководства».

Но по деятельности Лемана тяжело ударила катастрофа чисток и репрессий в Советском Союзе. Ранее уже упоминалось, что резидент Василий Зарубин был отозван, едва избежал расстрела и разжалован, определен на незначительную должность в центральном аппарате разведки. Связь с Леманом поддерживалась теперь через «почтовый ящик» на квартире госпожи Клеменс. Настоящее ее имя до сих пор неизвестно. Это была американка, по профессии фотограф, но она служила только передаточным звеном. Леман оставлял ей материалы, она переснимала, а потом пленку забирали разведчики Эрвин и Мария. Однако и их отозвали, они канули в неизвестность.

Пленки стал забирать Александр Агаянц. В «легальной» резидентуре при советском полпредстве он остался единственным сотрудником! Причем Агаянц был молодым, неопытным, даже не знал немецкого языка. Он не мог дать Леману никаких инструкций, обсудить с ним задачи, просто пересылал его информацию в Москву. А в декабре 1938 г. Агаянца свалил приступ аппендицита, и при операции в клинике Шарите он скоропостижно скончался. Связь оборвалась совсем. Леман не понимал сложившейся ситуации. Писал: «Как раз когда я мог заключать хорошие сделки, тамошняя фирма совершенно непонятным для меня образом перестала интересоваться деловой связью со мной». Но очередные его послания не шли дальше госпожи Клеменс, забирать их было некому. Потом и она куда-то исчезла.

Уничтоженные структуры разведки восстанавливались далеко не сразу и не просто. Кого-то из сотрудников уже не было в живых, другие ушли из органов или переместились на иные должности. Леман по своему служебному положению знал, что в Берлине, в новом составе полпредства, появились и разведчики. Но прежних каналов для контактов с ними больше не существовало. Он пошел на чрезвычайно опасный шаг (кстати, полностью опровергающий версию о корыстных мотивах его работы). В июне 1940 г. он опустил в почтовый ящик советского полпредства письмо, адресованное военному атташе или его заместителю: «Я нахожусь в той же должности, которая известна Центру, и думаю, что я опять в состоянии работать так, что мои шефы будут довольны мной… Если я не получу никакого ответа, то буду считать, что не представляю теперь никакой ценности и меня не используют на работе. Моя дальнейшая работа в гестапо также потеряет тогда всякий смысл».

Проверили, нашли Зарубина — и встречу с Леманом организовал заместитель резидента в Берлине Александр Коротков. Высочайшую ценность агента отметил и подчеркнул лично Берия. 9 сентября 1940 г. он указал Короткову: «Никаких специальных заданий Брайтенбаху давать не следует. Нужно брать пока все, что находится в непосредственных его возможностях, и, кроме того, все, что он будет знать о работе различных разведок против СССР в виде документов и личных докладов источника». Для непосредственных контактов с Леманом был определен молодой сотрудник НКВД Борис Журавлев. Он получал материалы, фотографировал и возвращал «дядюшке Вилли» до того, как он наутро выйдет на службу.