Рональд Боброфф - Пути к славе. Российская империя и Черноморские проливы в начале XX века

Стоит отдельно остановиться на источниковедческой стороне данного исследования. Работы по истории европейской дипломатии порой устроены таким образом, что рассматривают внешнюю политику какого-либо государства, основываясь исключительно на его же архивных материалах [20] Такая географически ограниченная работа с архивными материалами представляла серьезную проблему в особенности в советское время и в постсоветские годы, как видно на примере упомянутых выше работ; также см. [Steiner 1977]. . Более того, работы о франко-русских или англо-русских отношениях зачастую подробно останавливаются на их западной стороне, но весьма слабо и походя касаются русской – то ли из-за нехватки времени на проработку дополнительных архивных материалов, то ли ввиду отсутствия к ним доступа (в российских архивах), то ли по причине недостаточного владения русским языком [21] См., например, [Hogenhuis-Seliverstoff 1997; Neilson 1995а]. Редкими исключениями здесь являются работы по истории дипломатии за авторством либо российских историков, либо же исключительно хорошо подкованных в истории и той и другой страны западных ученых, вроде работ [Goldfrank 1994] или [Siegel 2002]. Ныне, когда российские архивы открыли двери для иностранных исследователей, стоит надеяться на скорое улучшение ситуации. . Я же, напротив, подробно изучил архивные материалы в фондах всех трех государств Антанты, вследствие чего стало возможно более адекватно проанализировать действия российской стороны. Подобные компаративные изыскания чрезвычайно важны для более полного понимания намерений и действий всех участников рассматриваемых событий. Приводимые здесь обширные выдержки из российских документов – как архивных, так и уже публиковавшихся – позволяют описать чаяния и планы царского правительства куда полнее, чем в работах прежних лет. В то же время западные источники оказались критически важны для подтверждения сообщений о встречах с самим Сазоновым или же с уполномоченными им лицами – учетные же записи российского МИДа о таких встречах не содержат их дословного изложения и часто сильно сокращены. Аналогичным образом в телеграммах или письмах, сообщающих о таких встречах, порой опускаются значимые детали или превратно истолковывается атмосфера за переговорным столом. Пожалуй, ценнейшим источником сведений по действиям российских дипломатов являются записки сэра Джорджа Бьюкенена, британского посла в Санкт-Петербурге. Он прибыл в столицу Российской империи вскоре после назначения Сазонова, и, по воспоминаниям обоих, они «вскоре сделались друзьями» [22] Об их дружбе см. [Бьюкенен 1925: 78; Сазонов 1927]. . Впрочем, эта дружеская симпатия не мешала Бьюкенену выполнять возложенные на него обязанности, и его донесения в Лондон всегда были откровенны и содержательны.

Помимо всестороннего изучения документов различных европейских стран, в процессе подготовки настоящей работы были изучены материалы архивных фондов их министерств иностранных дел, вооруженных сил, кабинетов министров и прочих гражданских министерств и законодательных органов. К материалам СМИ я обращался реже, чем читатель мог бы ожидать, поскольку архивные источники свидетельствуют о том, что те обладали куда более скромным влиянием, нежели порой утверждается.

Названием своей статьи 1992 года, посвященной отношению к проливам во время Первой мировой войны, В. С. Васюков отсылает к меморандуму от 12 марта 1915 года с Великобританией, согласно которому англичане соглашались с российской принадлежностью проливов. Автор документа определяет проливы в качестве richest prize, то есть, как переводит Васюков, «главного приза», проще говоря, наиболее ценного военного трофея [23] FO. 371.2449. 35812. English Embassy – Sazonov, 12 March 1915. Memorandum. Enclosure № 3 in Buchanan – Grey, 13 March 1915, Itr. 44; [Васюков 1992: 355, 369]. Грей же использовал во внутренней переписке выражение «greatest prize»; см. FO. 371. 2449. Grey – Buchanan, П March 1915, tel. 43 private and secret. . Ни тогдашние британские власти, ни Васюков не используют данное выражение в ироничном смысле: как в глазах современников, так и с точки зрения последующих исследователей это соглашение стало одной из крупнейших дипломатических побед Сазонова [Игнатьев 1996: 39–40] [24] Збинек Земан считает победу Сазонова «иллюзорной» [Zeman 1971: 82]. Стивенсон, Френч [Stevenson 1988; French 1986] и большинство прочих западных авторов оставляют ее результат без оценки. . Напротив, в настоящей работе будет показано, что неуклонное стремление России завладеть проливами, пусть и ценой ухудшения военной ситуации, явилось оппортунистическим и весьма неудачным побочным эффектом проводимой Сазоновым политики, как правило куда более мудрой и прозорливой.

В течение почти пяти лет российский министр иностранных дел последовательно работал над укреплением позиций своей страны в этом жизненно для нее важном регионе, но никогда его политика не мешала сдерживанию немецко-австрийской агрессии и противодействию ей – никогда вплоть до марта 1915 года. Именно с той поры Сазонов позволил себе отвлечься от главной цели России в этой войне – разгрома Центральных держав – и тем самым ускорил падение империи, которой столь преданно служил.

Летом 1910 года в российском МИДе настала пора перемен. С. Д. Сазонов – весьма образованный и усердный в службе, но еще не освоившийся в высоких кабинетах и не имевший богатого опыта большой петербургской политики – готовился занять министерское кресло, как только найдется вакантное посольское место для формально действующего, но де-факто уже отставного министра А. П. Извольского. Извольский был человек блестящего ума, но обремененный «повышенным самолюбием» [Сазонов 1927: 22] и покидал Певческий мост [25] Мост в центре Санкт-Петербурга, прилегающий к зданию, где до 1917 года располагалось Министерство иностранных дел, отчего оно неофициально так и именовалось – Певческим мостом; аналогичным образом французский МИД часто называют Quai d’Orsay (Кэ д’Орсе) по парижской набережной Орсе, австрийский – Ballhausplatz по площади Балхаусплац в Вене, а британский – Whitehall (Уайтхолл) по центральной лондонской улице. по причине боснийского фиаско 1908 года, главным виновником которого был именно он. Чая как воплощения российских интересов по проливам, так и вящей личной славы, Извольский пошел на секретные переговоры с австрийским министром иностранных дел Алоизом фон Эренталем в его моравском замке Бухлове [тогда еще на немецкий манер – Бухлау]. В результате встречи стороны пришли к соглашению, что Россия не будет препятствовать австрийской аннексии Боснии и Герцеговины, если Австро-Венгрия взамен поддержит стремления русских изменить режим проливов. Вот уже тридцать лет Вена управляла этими провинциями, доставшимися ей по условиям Берлинского трактата 1878 года, которым пересматривались условия Сан-Стефанского мирного договора, подписанного по окончании Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Все это время номинальным правителем здесь оставался турецкий султан. В октябре 1908 года Австрия объявила об аннексии Боснии и Герцеговины, не дожидаясь, пока Извольский добьется более широкой поддержки пересмотра режима проливов. Российская империя, конечно, пыталась протестовать, отказываясь признавать австрийскую аннексию, однако выдвинутый Германией в конце марта 1909 года ультиматум вынудил ее отступить. Подобный провал многие приравнивали к унизительному разгрому русского флота в Цусимском проливе в 1905 году [26] Подробнее о Боснийском кризисе см. [Lieven 1983; Williamson 1991: 69–72; Albertini 1952–1957, 1: 190–300]. . Словом, урон, нанесенный международному престижу Империи, был слишком ощутим – еще не успели толком просохнуть чернила на австрийской прокламации об аннексии, как в российском правительстве принялись подыскивать нового министра.