Рональд Боброфф - Пути к славе. Российская империя и Черноморские проливы в начале XX века

Другая причина назначения Сазонова лежит в области более широких политических соображений, касающихся его отношений с фактическим рулевым российской внешней политики – П. А. Столыпиным, председателем Совета министров и министром внутренних дел. В исследованиях, посвященных фигуре Столыпина, большей частью рассматривается его деятельность внутри страны: знаменитые аграрные реформы и безуспешные попытки распространить местное самоуправление на западные польские провинции [27] См., например, [Conroy 1976; Chmielewski 1967; Ананьич и др. 1984; Ascher 2001]. . Лишь Дэвид Макдональд обращает внимание на централизацию власти Столыпиным через Совет министров и на последствия подобных перемен для внешней политики страны [McDonald 1992b; McDonald 1993]. С манифестом

от 17 октября 1905 года и принятыми следом за ним Основными законами в вертикаль императорской власти вносились радикальные коррективы, предусматривающие не только представительский орган в виде Государственной думы, но также и должность премьер-министра [28] То есть председателя Совета министров. См. [Hosking 1973, chap. 1]. , координирующего деятельность правительства посредством Совета министров. Вместе с тем в тех же документах было ясно оговорено, что вопросы внешней и военно-морской политики остаются под личным попечением государя. Макдональд подробно показывает, как, воспользовавшись рухнувшим на фоне Боснийского кризиса авторитетом МИДа, Столыпин стал ключевой фигурой в решении внешнеполитических вопросов. Смущенный собственным соучастием уже в двух подряд Цусимах (сперва военной, а затем и дипломатической), император Николай безропотно покорился подобному расширению Столыпиным собственных полномочий. Столыпин же чаял подчинить внешнеполитический курс своей внутриполитической программе переустройства и омоложения страны после Русско-японской войны и революции 1905 года [McDonald, 1992b: 156]. Согласно намеченному плану России следовало избегать любого международного столкновения – вроде того же Боснийского кризиса, – пока не окончен процесс ее внутреннего восстановления.

Уже с самого момента назначения Сазонова товарищем (то есть заместителем) министра в 1909 году не утихали споры о причинах подобного выбора. Современники расходились в своих оценках. Сам Сазонов и министр финансов В. Н. Коковцов в своих воспоминаниях говорят, что инициатором назначения был Извольский [Сазонов 1927: 7; Коковцов 1933: 1, 334]. Сазонов указывает, что к тому моменту он уже несколько лет по назначению Извольского возглавлял русскую миссию в Ватикане. Однако многие мемуаристы – большинство из которых были оппонентами как столыпинской внутренней политики, так и поддерживаемого им и Извольским внешнего курса на сближение с Великобританией – полагали, что новым министром Сазонова выбрал именно Столыпин. Некоторые обвиняли Столыпина в кумовстве: Сазонов приходился ему шурином [29] См., например, [Витте 1994,3: 500–501; Taube 1928:248–251; Таубе 2007:127]. . Впрочем, Столыпин был достаточно умен, чтобы вполне осознавать, что родство само по себе ничуть не гарантирует общности их взглядов. Ведь с еще одним его шурином (братом жены Ольги), Д. Б. Нейдгардтом, придерживавшимся куда более правых взглядов, у Столыпина нередко случились серьезные политические разногласия [Hosking 1973:157,176; Rieber 1963: 22] [30] Брат же Дмитрия А. Б. Нейдгардт со своим «Кружком нейдгардтцев» в Государственном совете был Столыпину вполне лоялен. См. [Korros 2002: 159; Ascher 2001: 341]. . Другие же уличали Столыпина в стремлении к всевластию в духе великого визиря при дворе османского султана. Доля истины в этом действительно была: ведь Столыпин пользовался должностью председателя Совета министров, чтобы сообщить политической системе некую вертикаль. Теория же Сазонова, что он был просто-напросто выбран Извольским, чересчур упрощает ситуацию, поскольку на момент его назначения Столыпин по сути был уже начальником Извольского, авторитет которого был сильно подорван. Так что, учитывая шаткие позиции последнего, воспоминания Коковцова о том, что назначением Сазонова Извольский стремился умаслить Столыпина, представляются вполне правдоподобными [Коковцов 1933, 1: 334] [31] Бестужев и вовсе не упоминает о роли Извольского в назначении Сазонова – вместо этого он рассуждает о кандидате, который был бы угоден Столыпину. Он говорит даже, что Столыпин подыскивал на эту должность того, кто стал бы «орудием в его руках». См. [Бестужев 1961: 301–302]. .

Кроме того, Сазонов был относительным новичком в большой дипломатии, не имея в Петербурге ни серьезного влияния, ни надежных связей [32] Извольский же, напротив, в бытность посланником в Копенгагене близко познакомился с царем и царицей: местный русский дипломат должен был сопровождать царскую семью во время многочисленных визитов. Поскольку мать Николая была датской принцессой, Извольский познакомился и с ней, завязав отношения достаточно прочные, чтобы впредь пользоваться ее покровительством при дворе. См. [McDonald 1992b: 93]. Родерик Маклин замечает, что кандидатуру Извольского на пост министра уже рассматривали даже до его назначения в Копенгаген. См. [McLean 2001: 53]. . Он занимал лишь два дипломатических поста – в Лондоне и в Ватикане – и лишь на втором наконец заслужил назначение во главе миссии. Относительно небогатый послужной список ставил его в еще большую зависимость от Столыпина, чем это было бы в противном случае [33] Майкл Хьюз как раз считает более чем годичную подготовку в качестве товарища министра и занятие «высших дипломатических постов в столь крупных посольствах, как лондонское», вполне «достойной школой» перед министерской должностью. См. [Hughes 2000:167–168]. Вместе с тем упомянутый опыт Сазонова не был столь солидным, сколь полагает Хьюз: при лондонском после Сазонов занимал пост, эквивалентный поверенному в делах, – должность и правда серьезную, но был во главе дипломатической миссии лишь единственный раз – в Ватикане, что в сравнении с руководством миссией в крупной европейской столице, Японии или Соединенных Штатах вряд ли можно было бы счесть достаточно серьезным, пусть и довольно важным опытом. О биографии Сазонова см.: РГИА. Ф. 1409. On. 1. Д. 185. , так что патрон имел все основания рассчитывать, что Сазонов куда покорнее будет следовать его курсу, чем Извольский.

Царь на тот момент играл относительно незначительную роль в определении политического курса, пусть и сохраняя за собой последнее слово при назначении того или иного министра. Он вполне мог бы не одобрить кандидатуру, предложенную Столыпиным, настояв на иной: к примеру, на прогермански настроенном П. С. Боткине или Н. Г. Гартвиге, яростном противнике Австрии и Англии, – кандидатуры обоих, как говорили, рассматривались в качестве смены Извольскому. Однако Николай II склонялся к укреплению отношений с Великобританией и Францией, что было вполне согласно устремлениям Сазонова. Как отмечает Макдональд, Николай был сильно подавлен последними попытками собственноручно руководить внешней политикой страны, обернувшимися унизительным миром с Японией и Боснийским кризисом [McDonald 1992b; McLean 2001, chap. I] [34] Пусть и описывая Николая как излишне деятельного, Маклин также указывает на общность их с Сазоновым взглядов. . Так что пока царь предпочитал фактически делегировать определение внешнеполитического курса своим доверенным лицам; несмотря на то что в бытность Сазонова министром Николай регулярно знакомился с важнейшими коммюнике и постоянно получал его личные донесения, как будет показано ниже, реальное участие царя было довольно ситуативным. Как вспоминает один мемуарист, во время мировой войны порой принимались решения вопреки воле царя, когда члены правительства понимали, что царская воля идет вразрез с политической реальностью. Порой на царя давили, чтобы тот переменил свое мнение, а порой действовали без его ведома [Михайловский 1993, 1: 75–78]. Учитывая отсутствие стенограмм личных донесений Сазонова, с точностью установить степень вовлеченности в политический процесс царя не представляется возможным, однако очевидно, что Николай II отступил на второй план, оставив режиссуру и исполнение главной политической роли Столыпину.