Гарольд Дойч - Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

Поворотным пунктом для Канариса, как и для многих других военных, стало бесстыдное и вероломное отношение нацистов к Фричу. После этого отпали последние сомнения и преграды на пути создания в центральном отделе абвера, возглавляемом Остером, фактически оперативного штаба оппозиции. На сегодняшний день никто не может дать точного ответа, как Канарис лично относился ко всему этому. Вне всякого сомнения, он содействовал созданию подобного штаба, был в курсе почти всего, что там происходило, и оказывал ему поддержку и защиту в самых различных формах. Однако, подобно Вайцзеккеру, он лично никогда не считал и не ощущал себя полноправным членом той оппозиционной группы, которая вокруг него же и сформировалась и от него зависела. Несмотря на это, участие Канариса в деятельности оппозиции не ограничивалось операциями по спасению людей, что являлось одним из наиболее ярких моментов в ее истории. Много раз он был инициатором акций, которые логически должны были привести к осуществлению переворота. Практически всегда, находясь за столом с близкими друзьями, он поднимал бокал со словами: «Все наши мысли заняты фюрером – тем, как от него избавиться».

Все это не очень–то вязалось с его позицией стороннего наблюдателя, которой внешне он придерживался.

Для того чтобы разгадать загадку его натуры, если это вообще возможно, следует принимать во внимание как чисто практические соображения, так и те, которые не поддаются сугубо рациональной оценке и носят скорее психологический характер. Одному из своих близких коллег по оппозиции Канарис говорил, что не хочет выходить на первый план и становиться лидером оппозиции, поскольку в соответствии с германскими традициями и образом мыслей, в первую очередь военных, движение должен возглавить генерал, а не адмирал.

Однако, какое бы значение ни придавал Канарис подобным соображениям, все же, исходя из того, что известно о нем как о человеке и о его взглядах на жизнь, разгадку надо искать в другом.

Хотя такая точка зрения может показаться наивной, коль скоро речь идет о руководителе разведки, однако трудно отделаться от ощущения, что Канарис был слишком брезглив и щепетилен в выборе средств, чтобы объявить открытую войну режиму, с которым он и так боролся, как мог. Он, очевидно, опасался, что открытая борьба на уничтожение вынудит его применять те же методы, что и его противники, а в результате он окажется на том же уровне, что и они, как бы «сравнившись» с ними. Канарис и его друзья жили в такое время, когда вопрос стоял ребром: либо молчаливо мириться со злом, либо восстать против него, используя в борьбе любые средства. Вышибать клин клином означало прибегнуть к обману, измене и убийствам – то есть бороться с преступниками их же методами. Остер имел мужество сделать именно этот выбор и стал одним из настоящих, истинных мучеников в борьбе против Гитлера. Канарис не пошел до конца, однако, справедливости ради, следует отметить, что с учетом его личностных особенностей и качеств сделать такой же выбор, что и Остер, ему было неизмеримо труднее.

В Канарисе было слишком много мистического и таинственного, чтобы понять до конца этого столь необычного и нетипичного руководителя разведки. Как и Остер, он был сыном священника и глубоко религиозным человеком.

В его верованиях своеобразно переплетались сугубо философские взгляды и идеи буддизма, а также классические понятия о человеческой вине и судьбе. Канарис был пессимистически настроенным фаталистом, и его обуревали искренние сомнения по поводу того, стоит ли пытаться противостоять судьбе или необходимо ей покориться. По мнению Канариса, Германия уже прошла точку невозврата задолго до того, как тяжкий груз военных преступлений пополнил и без того обширный список преступлений нацистов. После оккупации Праги в марте 1939 года он говорил, что теперь этот роковой курс не изменить и уже поздно что–то предпринять, чтобы вернуться назад. Он еще более укрепился в своем мнении после нападения на Польшу. «Это начало конца Германии», – с каким–то внутренним мрачным отчаянием предсказывал он в те дни.

В этом смысле Канарис был своего рода психологическим тормозом и обузой для тех, кто с верой и надеждой готов был идти вперед, несмотря на все трудности и разочарования, которых оказалось так много на пути оппозиции в последующие годы. Но в то же время, несмотря на свой фатализм, он никогда не соглашался с тем, чтобы пускать все на самотек. Он делал все, что мог, чтобы избежать войны, а когда она началась – чтобы остановить ее. До последнего момента, стараясь не допустить войны, он буквально умолял своего друга, итальянского военного атташе в Берлине Ротту, попытаться убедить Муссолини выступить с заявлением в середине августа 1939 года о том, что он не поддерживает ведущую к войне политику Гитлера. Во время своей поездки на Западный фронт в 1939—1940 годах он пытался склонить командующих войсками к поддержке идеи переворота. Из всех арестованных после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года никто не боролся за свою жизнь до самой последней минуты столь искусно и цепко, как Канарис.

Однако, хотя Канарис и поддерживал борьбу оппозиции против режима, он никогда не отдавал ей все свои силы и способности без остатка. Если бы он отдал всего себя на активную борьбу с нацистами, как это сделал Остер, история германского Сопротивления, а с ней и история Третьего рейха могли бы развиваться совсем по–иному.

Трудно определить однозначно взаимоотношения между двумя первыми лицами абвера – Канарисом и Остером. Обычно считается, что главной движущей силой, своего рода локомотивом оппозиции, был Остер, а Канарис либо действовал сам по себе, либо следовал в кильватере вслед за Остером. Однако, по мнению капитана Лидига, работавшего в абвере и являвшегося участником оппозиции, который очень хорошо знал их обоих, сказанное выше было характерно лишь для некоторых этапов деятельности Сопротивления. Во время кризиса 1938 года, когда Канарис впервые позволил Остеру создать в абвере фактически оперативный штаб Сопротивления, руководитель абвера был в результате «увлечен» деятельностью Остера значительно далее того, чем тот пошел бы сам. Затем, однако, они поменялись ролями. Канарис отчаянно боролся за сохранение мира, в то время как Остер считал, что это может привести к «увековечению» нацистского режима; поэтому на этом этапе Канарис был явно более активен. Когда началась война, Остер вновь вышел в лидеры, действуя активно, напористо и целенаправленно. Канарис продолжал внимательно следить за развитием обстановки, был в курсе всех дел оппозиции и неизменно откликался на любые просьбы о помощи и содействии. Иногда он принимал участие в происходящем и непосредственно, действуя либо вместе с группой Остера, которая не прекращала борьбы ни на минуту, либо самостоятельно, ведя своего рода «борьбу умов» со своими противниками из СС. Однако с сугубо техническими деталями работы, которыми занималась группа Остера, Канарис ни в коей мере не соприкасался.