Филиппов Филиппов - Не померкнет никогда: повести и рассказы

— Ну, баста! Давай поспим, пока не стреляют.

По старой привычке Дмитрий решил перед сном прогуляться, подышать свежим воздухом. Ночь была тихая, морозная. Пробившийся наконец сквозь серую пелену туч остророгий месяц, повиснув над самыми крышами изб, светил ярко. Несколько минут Дмитрий постоял на крыльце, вдыхая морозный воздух, а потом по утоптанной тропинке пошел вдоль улицы. Настроение было хорошее, звонко хрустел под ногами снег, и ему захотелось вдруг слепить снежок и запустить им куда–нибудь в кроны белых, покрытых инеем берез, часовыми стоявших вдоль улицы.

Дмитрий зачерпнул ладонями большой ком снега, сжал его и, по–мальчишески озорно, пронзительно свистнув, запустил вверх.

Снежок ударил по верхним веткам ближнего дерева, и тут же хлынула вниз лавина снежной пудры. Дмитрий подставил этому холодному душу лицо и, фыркая от удовольствия, умылся снегом. Потом вернулся к избе, стряхнул иней с полушубка, обмел валенки и тихо, чтобы не разбудить уже уснувших товарищей, вошел в комнату. Спать теперь не хотелось, и Дмитрий решил написать письмо жене. Он достал из планшета тетрадный листок бумаги, карандаш и стал неторопливо выводить строчки:

«Здравствуй, милая моя Нинушка! Прости, что нечасто пишу тебе. Из газет да и по сообщениям радио ты, должно быть, знаешь, какая у нас тут обстановка. Ты пишешь, что стремишься попасть на фронт, сюда, под Москву, поближе ко мне. Я тоже очень по тебе соскучился. Хочу видеть тебя, слышать твой голос, гладить твои волосы. Ты часто снишься мне, а как хотелось бы наяву хоть на минуточку встретиться с тобой. А насчет твоего желания попасть на фронт скажу откровенно: решать, конечно, тебе, но я, наверно, потеряю покой, если узнаю, что ты будешь постоянно ходить под вражьими пулями. Прав мой бывший радист Шаров — война не для женщин.

Лучше я здесь буду воевать за нас двоих, а ты как следует помогай мне из тыла. Так, думаю, будет лучше, там же сейчас тоже фронт, только трудовой.

Вот и пошел последний месяц этого счастливого (потому, что встретил тебя!) и ужасного, потому что началась война, разлучившая нас, года. Ну ничего, ты верь, кончится все это, и мы будем жить с тобой долго и счастливо. Какое это будет радостное время, Нина! А фашистов мы все равно погоним с нашей земли, и очень скоро, обещаю тебе.

Крепко, крепко целую тебя, моя самая красивая и нежная на свете. Люблю, скучаю, верю.

Дмитрий».

…В первых числах декабря немецкое информационное бюро сообщило: «Германские круги заявляют, что германское наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже можно рассмотреть внутреннюю часть города Москвы через хороший бинокль».

Если верхушка вермахта еще питала какую–то надежду на успех операции «Тайфун», то те, кто мерз у стен Москвы, были настроены куда менее оптимистично.

«5 декабря доложил по телефону фон Боку о переходе к обороне, — пишет Гудериан. — В ту же ночь с 5 на 6 декабря вынуждены были прекратить свое наступление также 4‑я танковая армия Гепнера и 3‑я танковая армия Рейнгардта, вышедшая с севера к пункту, находившемуся в 35 километрах от Кремля, так как у них не было сил, необходимых для достижения великой цели, уже видневшейся перед ними. Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение…»

Еще более откровенно о положении гитлеровских армий под Москвой высказался немецкий генерал Вестфаль. «Немецкая армия, — сказал он, — ранее считавшаяся непобедимой, оказалась на грани уничтожения».

Шестого декабря по передовым позициям гитлеровцев ударила советская артиллерия. После артподготовки на фашистов двинулись танки, пехота и конница. Началось контрнаступление советских войск.

Впереди наступающей в первом эшелоне бригады Катукова вели свои танки самые опытные командиры Александр Бурда и Дмитрий Лавриненко, которому совсем недавно было присвоено звание старшего лейтенанта и доверено командование ротой.

Один за другим освобождали советские войска населенные пункты Подмосковья: сожженные, разрушенные, безлюдные, встречали они наших воинов. Газеты и радио в те дни сообщали о зверствах фашистов на оккупированной территории, рассказывали о героических подвигах советских патриотов, о боевых успехах наших наступающих частей, публиковали списки награжденных, рассказывали о патриотических трудовых починах.

Поколение сороковых годов наверняка помнит, как в начале войны по всей стране прозвучал призыв молодежи собрать средства на танковую колонну для фронта. Эта инициатива была поддержана, и в фонд колонны стали поступать средства не только от коллективов, но и от частных лиц, причем вместе с гражданским населением страны в сбор средств включились и фронтовики. Политруки В. Боровицкий и А. Ростков в «Комсомольской правде» от 12 декабря 1941 года опубликовали заметку «Слово гвардейцев». В ней говорилось:

«Бойцы, командиры и политруки 1‑й гвардейской танковой бригады за несколько дней собрали на строительство танковой колонны имени ВЛКСМ около 25 тысяч рублей.

Нам, танкистам–гвардейцам, особенно близка идея строительства танковой колонны. Наши товарищи танкисты Герои Советского Союза Лобушкин и Лупов, старший политрук Загудаев, лейтенанты Лавриненко и Самохин в ожесточенных боях с немецкими захватчиками показали, что советские танки — это грозная, всесокрушающая сила. Чем больше мы будем иметь танков, тем скорее разгромим фашистов. Товарищи комсомольцы! Молодые патриоты! Вносите свои сбережения на строительство танковой колонны».

Колонна была построена, и танки, собранные на эти средства, беспощадно громили врага не только на территории СССР, но и потом, в сорок четвертом — сорок пятом, когда наша армия освобождала порабощенную Европу. Эти машины давались лучшим экипажам, и водили их такие же отчаянные, бесстрашные парни, каким был Дмитрий Лавриненко.

13 декабря 1941 года газета «Комсомольская правда» вновь поместила большой материал о героическом сыне Кубани. Уже один заголовок «Он уничтожил 40 немецких танков» говорил о том громадном уроне, какой нанес фашистам всего один советский экипаж.

Младший политрук А. Ростков, проанализировав каждый бой, в котором участвовал Лавриненко, делает вывод, что в боях с 6 по 9 октября 1941 года экипаж старшего лейтенанта Лавриненко уничтожил до двух батальонов пехоты. Кроме этого им расстреляно несколько тяжелых орудий, много противотанковых пушек, пулеметов и минометов. За все дни боев, уничтожив 40 немецких танков, он сменил лишь три машины, из которых одна сгорела, а две были подбиты, вывезены с поля боя и отремонтированы.

«…Старший лейтенант Лавриненко — один из самых смелых, инициативных и бесстрашных танкистов 1‑й гвардейской танковой бригады, — писал Ростков. — У нас его знает каждый боец и командир. Не раз отважному гвардейцу приходилось сражаться против больших групп танков противника. Не раз он смотрел в глаза смерти. Не однажды бывал в трудном, казалось безвыходном, положении. Но всегда побеждали его храбрость, знание техники, умение драться самоотверженно, его беспредельная любовь к нашей матери-Родине».