Филиппов Филиппов - Не померкнет никогда: повести и рассказы

Через одиннадцать дней после начала контрнаступления танкисты Катукова были уже в тех местах, куда в середине октября они форсированным маршем прибыли из–под Мценска.

«От Волоколамска нас отделяло теперь только 38 километров, — вспоминает маршал бронетанковых войск дважды Герой Советского Союза М. Е. Катуков. — Мы вышли в тот район, откуда еще месяц назад отступали с тяжелыми боями. Знакомые названия деревень: Скирманово, Чисмена, Язвище, Матренино, Горюны, где А. Бурда бился с превосходящими танковыми силами врага, Дубосеково, где насмерть стояли 28 панфиловцев. Но тогда мы отходили по 5 – 6 километров в сутки, а сейчас продвигаемся вперед в три раза быстрее».

На следующий день (18 декабря) начались бои на подступах к Волоколамску. Отступая, фашисты изо всех сил пытались задержать наше продвижение, чтобы дать возможность отойти своим главным силам. Особенно ожесточенные бои разгорелись в районе деревень Сычево, Покровское, Гряды, Чисмена.

В тот день танковая рота старшего лейтенанта Д. Ф. Лавриненко действовала в авангарде подвижной группы в районе Гряды — Чисмена. Роте было придано отделение саперов, которые расчищали от мин маршруты движения танков. В деревню Гряды наши танки нагрянули на рассвете, застигнув гитлеровцев врасплох. Они выбегали из изб в чем попало и попадали под огонь пулеметов и пушек наших боевых машин.

Но тут произошло непредвиденное. Фашисты подтянули к шоссе десять танков с пехотным десантом и противотанковыми орудиями. Продвигаясь к деревне Горюны, вражеская танковая группа стала заходить в тыл нашему передовому отряду. Однако Дмитрий Лавриненко вовремя разгадал, какую ловушку готовят ему гитлеровцы, и повернул свои танки им навстречу. Как раз в это время к Горюнам подошли главные силы нашей подвижной группы. В итоге немцы сами попали в клещи. Разгром им был учинен полный. Отличился в бою опять же Д. Ф. Лавриненко. Он уничтожил тяжелый вражеский танк, два противотанковых орудия и до полусотни фашистских солдат. Спасая свою шкуру, немецкие танкисты и пехотинцы, те, кто уцелел в короткой схватке, побросали машины, оружие и бежали.

С большим подъемом сражались в эти дни танкисты 1‑й гвардейской танковой бригады. Радостно было смотреть, как навстречу нашим танкам выбегали из своих укрытий, выходили из лесу жители подмосковных деревень. Теперь никого не надо было бояться, и старики, дети, женщины со слезами на глазах шли на улицу, кидались обнимать и целовать своих освободителей. Но к слезам радости примешивались и слезы горести, слезы утрат. Отступая, озверевшее фашистское отребье сжигало дома, угоняло скот, минировало дороги и здания, расстреливало и вешало. Все это вызывало у танкистов еще большую ненависть к врагу, заставляло мстить дерзко, жестоко и беспощадно — огнем и гусеницами уничтожать ненавистного врага.

Танки роты Лавриненко поджидали подхода главных сил бригады недалеко от села Покровского. Отступившие немецкие части из страха вновь попасть в котел открыли по тем местам, откуда их только что выбили, сильный, но беспорядочный и бесприцельный минометный огонь. Гулко и противно то тут то там тявкали мины, поднимая фонтаны земли и снега над неглубокими черными воронками.

На дороге, что проходила через поляну, где стоял танк Лавриненко, показалось несколько тридцатьчетверок. Это подходили машины 17‑й танковой бригады полковника Н. А. Черноярова, входящей в подвижную группу Катукова.

Выехав на середину поляны, танки остановились. Верхний люк головной машины открылся. Из него показался офицер. Он внимательно осмотрел местность, достал планшет и, судя по всему, стал сверяться с картой. Затем, разглядев прижавшийся к кромке леса танк Лавриненко, махнул флажком.

Дмитрий, все это время наблюдавший за ним, вздохнул:

— Что–то недопоняли соседи, вызывают. А идти, как это ни странно, неохота. Смотрите, какой пушистый сегодня снег, топтать жалко.

Из соседнего танка вновь махнули флажком. Дмитрий открыл люк, спрыгнул на снег и с какой–то мальчишеской резвостью побежал на вызов.

Танкисты наблюдали, как он бежал через поляну, как несколько минут что–то объяснял командиру соседней машины, как снова, чему–то улыбаясь, бежал к своему танку. Водитель Михаил Соломянников, наблюдавший за ним в смотровую щель, видел, как Дмитрий, подбегая к машине, привычно махнул рукой. Все знали, что это означало «Заводи!». И вдруг, словно споткнувшись о невидимое препятствие, Лавриненко упал лицом вниз.

Соломянников подумал было, что Лавриненко в шутку шлепнулся в этот сверкавший белизной снег, но время шло, а Дмитрий не поднимался.

— Ребята, с командиром что–то! — тревожно вскрикнул Михаил и первым выскочил из машины. За ним бросились к Лавриненко старший сержант Фролов и лейтенант Леонид Лехман.

Соломянников подбежал к Дмитрию и, все еще веря в возможный розыгрыш, тронул его за плечо. Но в ответ не раздалось смеха. Старший лейтенант, выкинув руки вперед, лежал неподвижно. Танкисты быстро перевернули его на спину. Соломянников попытался нащупать пульс, Фролов приник ухом к расстегнутой на груди гимнастерке. Сердце Лавриненко не билось. Танкисты испуганно переглянулись. Не желая верить в случившееся, Соломянников потряс Дмитрия за плечи:

— Командир, что ты… Вставай, Дима… Вставай…

Но Дмитрий не встал, он не слышал больше голоса своих товарищей, не видел искристого снега, кружась, летящего из поднебесья, не чувствовал теплоты рук своих боевых друзей, поднявших его на броню машины.

Растерянные, стояли танкисты у тела своего командира, не в силах тронуться с места, заговорить. Ни раны, ни крови на теле Лавриненко не было, не сошли с его лица румянец и счастливая улыбка.

Придя наконец в себя, Соломянников снял полушубок, нагнулся, чтобы накрыть им тело командира, и тут только заметил у него на виске алую капельку запекшейся крови. Это был след крохотного осколка от разорвавшейся невдалеке мины.

Танкисты положили тело Дмитрия на броню и медленно поехали навстречу выходящим из леса тридцатьчетверкам искать штаб полка, чтобы сообщить командованию о случившемся. Вскоре нашли штабной автобус. Остановились неподалеку. Лехман пошел докладывать, а минуты через две он и несколько офицеров полка подошли к танку и, сняв шапки, остановились у тела Дмитрия.

— Невозможно поверить. Невозможно…

— Лучших людей теряем. Какой командир был!

Подошел старший политрук, инструктор пропаганды полка Семен Полещик, отозвал в сторону Лехмана:

— Похоронить надо где–нибудь недалеко от населенного пункта, чтобы жители могли за могилой ухаживать. Тут поблизости есть какое–то село, Березовское, что ли?