Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны: 2013-2021 [litres]

– Когда тебе впервые задали вопрос: грузин, что ты здесь делаешь? Иным может показаться, что для тебя это чужая война.

– Сразу задали, – улыбнулся Теймураз. – И всякий раз задают. Единственный человек, который не задавал мне этот вопрос, был Мотор. Когда мы с ним познакомились, он спросил: ты кто по национальности? Говорю: грузин. Он: ну и отлично!

– А сами себе такой вопрос вы не задавали?

– «Что я, грузин, здесь делаю?» Я не могу себе такой вопрос задавать, потому что у меня дети родились в России, они граждане России. Я же понимал, что то, что происходит здесь, – это может быть в Ростове, в Краснодаре, где угодно это может быть.

– С грузинами не приходилось тут сталкиваться?

– На другой стороне были и русские чистокровные. Нет, мы с грузинами не пересекались.

– Говорят, под Широкино грузинскому подразделению хорошо досталось.

– Вопрос был: видел или нет. Ответ: нет. Другое дело, что было бы, если б довелось бы. Но ведь тут ты не разделяешь: и с той стороны православные люди, и с этой стороны православные. Если мы уже не делим веру и стреляем друг в друга, то как я могу сказать: «я вчера с вами стрелял, потому что там грузин не было, а сегодня – не могу»?

– Вы воцерковлённый человек?

– Я не афиширую этого и не ношу как предмет гордости. Но я осознал, как это всё важно, именно на войне. Потому что все люди, которые так или иначе поплатились, – они грешили очень сильно. Очень примитивно, но очень сильно пренебрегая элементарными вещами.

– Есть такая прямая связь, между грехом и наказанием, и она работает, да?

– Абсолютно. Она есть… Мы жили – ночевали и дневали – в окопах, а позади нас был посёлок Семёновка. Там стояли ухоженные дома. А что тебе нужно, когда ты живёшь в окопе? У тебя вода, еда и то примитивная, потому что тебе не до еды. И тебе не нужно больше ничего, никакой роскоши. Ну вот что ты там можешь в доме найти? Подушку, одеяло, игровую приставку?! Поэтому у нас не было желания заходить в дома, смотреть, проверять: нам ничего не было нужно. Но отдельные люди рассуждали так: я сейчас это возьму, потому что лучше это будет при мне, а потом, если что, выкину. Я видел таких, которые плеер старый притаскивали – «Смотрите, сейчас приедут ребята и я попрошу батареек!» Даже желания не возникало взять этот плеер послушать. Что за бред? Но такие люди попадались.

Попадались и такие, которые думали, что я сейчас здесь перекантуюсь, потому что дома имелись какие-то проблемы.

Кто-то хотел получить оружие в свободное пользование, а потом спрашивал: а можно ли в город съездить, привезти крупы, что-то ещё? Да, можно, оставляй оружие и езжай, зачем оно тебе в Славянске? Оружие здесь пригодится.

Думаю, в любой естественной среде – в тюрьме, на войне – всегда очень легко вычислить человека. Фальшь скрыть очень сложно.

…Мотор в этом отношении строг: у нас не было никаких алкоголиков. У нас никто не употреблял. Все понимали, что просто за употребление может приехать Мотор и прострелить ногу. И никто ему ничего за это не сделает.

Теймураз, замечаю я, часто произносит слово «просто».

Но ничего простого в нём самом, конечно же, нет. Он сложноорганизованный и сложно думающий человек.

Всякий раз, когда я встречаю подобных ему среди ополченцев (а такой типаж имеет место быть), я со смехом вспоминаю расхожую в нашей «прогрессивной» среде идею о том, что со стороны Украины воюют лучшие люди страны – бизнесмены, журналисты и оперные певцы, а с этой – алкоголики и охлос.

Великая глупость – недооценивать противника. Наши «прогрессивные» блогеры эту ошибку совершают. Украинская публика покупается на эту дешёвку.

Люди любят, чтоб всё было предсказуемо, дуалистично.

Преуспевающий московский бизнесмен, говорящий на нескольких языках – вот этот самый Теймураз, – думает сложно, но любит формулировать так, чтоб смыслы казались прозрачными.

– Я живу по принципу, что всё хорошее притягивается к хорошему. Я оказался в той ситуации, когда я оказался там, где я хотел и где мне было комфортно, – говорит он тихо и оттого ещё более убедительно. Повторы в речи и тавтологию он использует осмысленно; и это придаёт его словам новую степень убедительности. Он говорит без кавказского акцента, но сама манера себя держать, строить речь, – неизбежно выдаёт в нём кровь.

– Что было с вами, когда оставили Славянск?

– Получилось так, что мы разделились с группой. У нашей группы ещё до выхода из Славянска был Ямполь. Такое стратегическое место, перекрёсток, который вёл в Краматорск, в Славянск, в Донецк и ещё куда-то. Там отличные леса, отличная почва, чтобы закопаться и охранять там всё.

Мы приехали туда, когда первая атака уже состоялась. Было очень много потерь, как с нашей стороны, так и с их. Пока мы пытались вникнуть, как тут обстоят дела, пошла вторая волна атаки. Мы стали заложниками этой ситуации, пришлось принимать бой. Вечером поняли, что кроме нас, моторовских, никого больше тут нет. И мы остались, мы люди, не привыкшие отступать, – тем более, что оружия там было много. На Ямполе было очень глупое командование, потому что имелось много оружия, много боеприпасов, но всё это не помогло, потому что состав был не на местах.

Там проходила дорога. Когда началась атака, состав не был на своих местах и вели бой, кто как и откуда мог. Когда мы там оказались под вечер, мы поняли, что мы одни, и пешком отходить очень долго. К тому же мы все были не местные, и даже не знали, куда идти. Телефонов у нас так и не было, раций тоже. Мы начали собирать БК, нашли там единственную возвышенность и попытались на ней закрепиться. Стали копать окопы по старой доброй памяти.

Ближе к ночи пришёл человек и привёл с собой ещё семерых, и сказал, что, кроме нас, больше вообще никого нет на всей территории, и Стрелков дал приказ отходить. А там квадрат – ну, километра четыре, такой огромный плацдарм. Мы говорим, что нам он такой приказ не давал, и что у нас и связи-то с ним нету. Человек тогда набирает его при нас, Стрелков подтверждает, что дал всем команду отходить. Мы говорим: ладно, но нам Мотор ничего не говорил; позвонили Мотору, он сказал, что действительно все начали отходить, что завтра та сторона ещё не успеет мобилизоваться, но послезавтра они начнут наступать. Но отойти мы уже не сможем, потому что нам нужно будет пройти прямо через армию ВСУ.

Мы тогда ушли в лес, три ночи провели в лесу, и на четвёртый день вышли на связь с Мотором. Нам дали человека из соседнего населённого пункта, и мы вышли с Боцманом и с нашей группой в Северск.

Когда мы добрались до Донецка, так получилось, что мы попали в личную охрану к председателю Совета министров Александру Бородаю. У нас был достаточно серьёзный боевой шлейф, и нам легко было попасть в охрану. Мы оставались у него в охране до самого его выхода, который был в августе. Тогда мы вернулись в «Спарту».