Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II
- Название:Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Водолей
- Год:2011
- Город:Москва
- ISBN:978-5-91763-078-6, 978-5-91763-080-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II краткое содержание
Второй том, наряду с разбросанными в периодических изданиях и оставшихся в рукописи стихотворениями, а также вариантами текстов, помещенных в первом томе, включает ценные поэтические документы: обширный полузаконченный автобиографический роман в стихах «Совидец» и подготовленную поэтом в условиях немецкой оккупации книгу переводов (выполненных размером подлинника – силлабическим стихом) «Крымских сонетов» Адама Мицкевича. В приложении к стихотворной части помещен перепечатываемый по единственному сохранившемуся экземпляру сборник «Стихотворения Льва Николаевича Гомолицкого» (Острог, 1918) – литературный дебют пятнадцатилетнего подростка. Книга содержит также переписку Л. Гомолицкого с А. Л. Бемом, В. Ф. Булгаковым, А. М. Ремизовым, Довидом Кнутом и др.
Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Глава восьмая
вот он чертежник вот актером
с бродячей трупой ездит он
на полустанке мрачным взором
в горящий семафор вперен
на сквозняке за кассой сонной
с дырявым пледом на ногах
над зала пропастью бездонной
бессонный укрощая страх
он видит: ложной был мечтою
сей путь и вот уж перед ним
Варшава – тупо недвижим
он под чугунною пятою
повисшей с чорново седла
стоит на площади бездомный
пред ним холодный мир огромный
чужой и каменный встает
куда идти? но он идет
среди цветных реклам шипящих
средь улиц празднично кипящих
идет: кружится голова
от голода – бездомной ночи
но мысль надменная жива
горят безумной верой очи:
он здесь лишеньем и трудом
свой возведет на камнях дом
и впрямь возводит но далеко
ещо: в труде не видно прока
пока ж на почте пострестант:
отчаянные утешенья
и Вислы мелкое движенье
и сыпь песка и ток лопат
и снов туманный вертоград
вот он лопатою ломает
замерзлый каменный песок
сломав в пустую тьму бросает
и рядом тот же плеск и ток
сосед невидимый вздыхает
лопату чистит и затем
как он – безвидное бросает
в метафизическую темь
за Вислой первая сирена
стенает скорбная – у ног
белеет изморозь иль пена
иль белый брошеный чулок
и в облаке тумана сером
уж различим двухмерный брат
и слева та же тень за делом
и плеск и снова стук лопат
так в мраке утреннем лопатой
ссыпатель висленских песков —
под вечер в галстуке крылатый
речей слагатель легкослов
в собраньях тесных эмигрантских
он принят равным только реч
ево дика в диспутах братских:
им избран мир а ими меч
он к ним из планов иномирных
нисходит прямо: богослов
в гром политических немирных
в толк поэтических в брань лирных
страстей – смешение умов
за чаем прений и стихов
они решают: он толстовец
они прощают: он юнец
и он смолкает наконец
хлебает чай непрекословясь
под тенью меловых божков
немой протоколист собраний
хранитель их речей и брани
потерянных низатель слов
тут перед ним сквозь чьи-то строфы
садясь за шумный ликий стол
с улыбкой хладной Философов {31} 31 Дмитрий Владимирович Философов умер под Варшавой в новолуние 5 августа 1940 года.
фигурой сгорбленной прошол:
сжав в пальцах острых папиросу
уж острой речью обнажил
все лицемерные вопросы —
он острый взгляд остановил
на новом госте: улыбаясь
преувеличенно склоняясь
с неясной лаской руку жмет
впрямь или в шутку – кто поймет
так мрится жизни навожденье
но в этих бедах в этих снах
в тяжолых ноющих плечах
идет благое становленье:
душа становится видна
и он с волненьем замечает
с какой свободою она
беседует за чашкой чаю
знакомясь – твердо помнит звук
своей фамилии незвучной
с какою зоркостью научной
своих не смешивает рук
с руками разными чужими
в пожатий встрясе и зажиме
заклятьем внешней пустоты
заклят призрак недавний нетый
и вот сбываются мечты
мирочком суетным газеты:
оплаты нищенской закал
петитом чья то кровь и беды
в столовке даровой обеды
где рядом бывший генерал
с чужой тарелки доедает
украдкой слизкую марковь —
в решимости герой наш бровь
чернильным палцем протирает
и шлет – зовя в неверный рай —
отчаянное: приезжай
уже вокзал колебля птице —
– центавро-змей парит-ползет
уж в ленте окон реют лица
бегут носильщики вперед
уж извергая пар из зева
вздохнуло обогнув перон
тогда посыпалось из чрева
помчалося со всех сторон
в коловращении дорожном
стоит затерян он но вот
– и невозможное возможным —
желанный образ узнает:
как эти белые морщинки
между бровей загладил зной
на складках кофты кружевной
ещо волынские пылинки —
стран невозвратных перепев
и он в слезах лицо воздев
влечот тугие чемоданы
в свои изученные планы
их извергает лязг вокзальный
в рев улиц шип рекламных жал
отброшенный билет трамвайный
дорогу им перебежал
ее смущает вихрь движенья
кругля глаза от изумленья
она глядит на домы: там
мираж сникающих реклам
вот из бутылки непомерной
огнями полнится бокал
и сник и вновь призрак неверный
огонь в пустоты расплескал
все здесь минутно смертно зыбко
мелькает бледный круг личин
и тень размыканной улыбки
секут блудящие лучи
окружены призраков кругом
они бегут она с испугом
не отпуская рукава
ево за ним спешит едва
ее беспомощность упреком
всех чемоданов тяжелей
на нем повисла – нежно к ней
склонясь глядит он ненароком
провидя свой великий грех —
вину за жизнь ее – за всех:
вот пред женою наречонной
не обручонной: так велит
их бегства тайна – обречонный
он открывает нищий быт
от глаз родителей укрытый
ветрами рока перевитый:
этаж возвышенный в нем дом
воздушный неправдоподобный —
ну растворится в вихре сем!
в нем – страх зачатия утробный
от слов зависимые дни —
газетных вымученных знаков
но сны исполнились: они
в сем фантастичнейшем из браков
вдвоем но как же дух несыт
как страшно тела насыщенье
над бездной тютчевской висит
их общей жизни навожденье
но все – спеша в домашний час
мнит серце —: вечно будет то же:
сквозь дверь – хозяйки бдящий глаз
за шкафом тесненькое ложе
шипящий примус сад обой
с метлой над горсточкою сора
жена смущонная судьбой
слезой развязанная ссора
и в горечи – словесный сот:
какой то фетик или кротик
живот без жал живети – вот
тож ума(и)лительное: вотик
язык ласкательный благой
что в поцелуях возникает
в какой-то час обрядовой
за мойкою волос за чаем
с пеною мыльной поцелуй
(все разрешая – долуокий)
мешается: текут потоки
вдоль губ солено-мыльных струй
от плеска их не слышны громы
не видно как во внешний понт
армада полунощи – домы
меж бездных ужасов плывет
но исполняется тревога —
все злей черней была она:
вторично дрогнул дух – война
уж мир от неба до порога
горит: дрожит шатаясь дом
крушатся исчезают страны
крылатых чудищ ураганы
карают громом и огнем
вокруг все хаосом объяты
бегут их кроет мрак ночной
пылают дымные закаты
пожарищ вещих над толпой
спасая жизнь свою от грома
с женой и наш герой спешат
успел он захватить из дома
фигуры чура – лар – пенат
кривой раскрашенный их корень
второю трапезою сыт
из меда творога и зерен {32} 32 Обрядовая языческая трапеза которую живые разделяли с умершими предками – пережитки ее сохранялись в простом народе до последнево времени.
теперь он их в пути хранит
чур – вещей тенью прародитель
и бледной смертной тенью внук
пред кем Сатурн путеводитель
и разрушенья дикий круг:
равнины бомбами изрыты
сожжонный поезда скелет
края дороги свеже взрыты:
могилы торопливой след
вот опрокинутые пушек
торчат призраки – вот поля:
как белым пухом из подушек
архивом устлана земля
вокруг рассыпаны патроны
и покатился под ногой
шлем пустотою жестяной
с ним – шляпа дамская вот стоны
где лошади раздутый труп
вот вырван с корнем мощным дуб
Интервал:
Закладка: