Джарон Ланье - На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности

Домой мы вернулись, с трудом подавляя панику, но наши пути разошлись. Я отправился в свою глиняную хижину за двадцать долларов в месяц, очень довольный тем, что у меня есть свой личный угол на первое время. Но когда я туда вошел, то обнаружил перемены. А разве там не было такой затейливой старой деревянной двери? «Старику, который тут жил, понадобилось дерево на растопку. Зима была холодная», – сказала хозяйка, старуха с мудрым, морщинистым и усталым лицом. И что мне был земляной пол? Я вселился.

Иногда холодным утром меня будили старухи, которые ходили по домам и торговали тамалом, иногда – репетиции племенных танцев. Танцевальный ритм Тортугас странно асимметричен. Чужакам, кто там не родился, было не под силу его сыграть. По крайней мере, так говорили. Я никогда не мог уловить этот ритм, а я изучал непонятную музыку со всего мира. Для танца существовал жутковатый традиционный костюм с маской, украшенной зеркалами, которая возвышалась над головой, – отголоски ацтекской культуры доколониальной эпохи.

Сейчас Тортугас сложно отыскать. Это всего лишь небольшое поселение в Нью-Мексико, похожее на бедные районы Калифорнии, с трейлерными парками и круглосуточными мини-маркетами. Гора, у которой оно расположено, отчетливо напоминает черепаху.

Мне нужен был план. Как по волшебству, я снова понадобился в Университете штата Нью-Мексико. Мне дали небольшую нагрузку в качестве помощника преподавателя теории групп, а еще я занимался программированием для одного исследовательского проекта. Но денег на жизнь все равно не хватало.

Я снова начал искать работу. Раз я спросил акушерку, не нужны ли им работники. Ей нужен был помощник, но она не могла позволить себе нанять настоящую медсестру или хотя бы того, кто знает, что делает. А я принимал роды у коз и потому получил работу.

Мои обязанности не были связаны с медициной, в основном я был нужен как водитель и мальчик на побегушках, но как-то мне пришлось столкнуться с задачей посложнее. Одну женщину отправили в психиатрическую лечебницу сразу после рождения ребенка; ее гражданство было не выяснено. Отца ребенка только что арестовали. Он пытался провезти какую-то контрабанду – так до сих пор и не знаю, какую именно, – и пересечь границу через Рио-Гранде на своем «Додж Дарте» в сухой сезон. В некоторых местах провернуть такой номер вполне реально. К сожалению, за ним погналась полиция, и машину прострелили, так что она застряла в грязи. Самого этого парня при стрельбе не задело, и его отправили в тюрьму.

А с ребенком-то что делать? Акушерка боялась, что младенца поглотит система и он больше никогда не увидит семью. Так что не мог бы я о нем позаботиться? Совсем недолго. Неофициально, разумеется.

Вот так у меня вдруг появился ребенок. Как-то я пришел с этим младенцем и его бутылочками на семинар по теории абелевых групп. Хотя к тому времени я уже был немного социализирован, по большому счету я оставался чем-то вроде смеси хиппи-подростка и пещерного человека. Увидев меня на семинаре по математике с младенцем на руках, все страшно удивились. К счастью, у некоторых преподавателей математики тоже были дети, и они помогли мне не только разобраться в сложных формулах, но и поменять пеленки.

Через несколько дней папашу ребенка выпустили, и он за ним явился. Невероятно, но он был сильно похож на меня, такой же хиппарь-дикарь. Может, нас таких было много.

Он оказался чутким и внимательным отцом, семья полностью воссоединилась, и потом их жизнь наладилась. Но в тот момент произошло событие, которое повлекло за собой грандиозные для меня последствия. Отец ребенка сказал: «Слушай, парень, спасибо тебе огромное за то, что позаботился о моем ангелочке. Чем тебя отблагодарить? Тебе машина нужна?»

Машина мне была нужна позарез. В этой части света иметь собственный автомобиль означало войти в цивилизацию. Это значило, что можно работать где угодно и видеться с кем угодно. Вот это подарок! Вот это повезло!

«Ее только надо вытащить из реки. Не уверен, на чьей половине она сейчас – Штатов или Мексики, но не думаю, что кто-то с тебя что-то спросит. Сходи посмотри, может, она все еще там».

Я попросил парня со склада кормов помочь мне вытащить машину, и теперь она была совсем моя. Угробить «Додж Дарт» с шестью наклонными двигателями было практически невозможно. Пол у него, разумеется, проржавел, так что под ногами было видно дорогу, но дожди тут шли редко, так что какое мне было дело до луж? Ну да, было важно не обжечь ноги выхлопом. А еще заводить машину приходилось отверткой, и в боку у нее были пробоины от пуль.

Когда отец ребенка пришел меня поздравить, он закрыл эти пробоины наклейками. Это казалось разумным.

Заднего сиденья не было, но я извлек преимущество и из этого – приспособил на его место несколько тюков прессованного сена и превратил машину в лимузин для коз. И стал подрабатывать, перевозя этих прекрасных созданий стильно и со вкусом.

В первые несколько лет у машины иногда отказывали тормоза, и мне, чтобы остановиться, приходилось заваливаться набок, в грязь, неизбежно покрывавшую жутко неровные пустынные дороги, по которым я ездил. Раз пришлось задеть край низкой стены, которой был обнесен симпатичный парк в Хуаресе, чтобы остановиться на красный свет. Так что я определенно не беспокоился о внешнем виде своей машины [29].

В конце концов эта машина привезла меня в Кремниевую долину к новой жизни (хотя к тому времени тормоза у нее были исправны). Расставался я с ней со слезами на глазах после того, как калифорнийский дорожный патруль остановил меня, сказав: «Да ты издеваешься». Думаю, расстаться с машиной пришлось еще и потому, что полицейские повалили меня наземь, когда увидели, что я пытаюсь завести машину отверткой.

В любом случае у меня была машина, а с ней для меня открылись новые перспективы. Мне были близки левые идеи о ненасильственных действиях, и я искал свой способ добиться значимости. Меня приводило в ужас то, что моя жизнь стояла на месте и что она вообще ничего не стоила. Так что я начал новый этап, который впоследствии повлиял на мою способность адаптироваться в цифровом мире. Я стал активистом.

Самым ужасающим впечатлением 1970-х годов было нагнетание страха ядерной войны.

Ядерные арсеналы времен холодной войны были священными и неприкосновенными. Ядерные государства удерживали друг друга в сковывающем, удушающем захвате. Рядовые граждане бесились от переноса частного на общее: под ударом, как более доступные цели, оказались гражданские атомные электростанции.

У Нью-Мексико было множество причин злиться на «Атомы за мир» [30]. Относительно бедных жителей Нью-Мексико просили поддержать деньгами строительство в относительно богатой Аризоне атомной электростанции, которая будет обслуживать очень богатую Калифорнию. А захоронение ядерных отходов планировалось опять же в Нью-Мексико, в самой бросовой его части, около Карлсбадских Пещер.