Ростислав Жуков - Падеспань

– Почему же вы, Михалыч, не купите себе машину? – спросили мы. – Вы же сами тоже продаёте «Фаролу».

– Мне машина не нужна, – сказал Михалыч, – у меня есть велосипед, на котором я уже объехал Европу и намерен объехать весь мир. А деньги мне не нужны вовсе. Обедаю я в столовых, а живу в альберге; когда я в дороге, то ночую, где придётся, а питаюсь, чем Бог пошлёт.

Насчёт планов Михалыча объехать весь мир мы уже слышали. В частности, он собирался отправиться в Африку с тем, чтобы на велосипеде проехать её всю. Наши доводы о том, что это не Европа, и там зачастую просто нет дорог, а бесплатных столовых и подавно, и не найдёшь не только еды, но и воды, на Михалыча не действовали. «У меня есть точные сведения: в Африке полно еды и море воды», – говорил он.

Особенно нам с Шоссом претило то, что продажа газеты «Фарола» сродни выпрашиванию милостыни.

«Фарола» – благотворительная газета для помощи неимущему, то есть самому продавцу: он покупает в конторе газету за 50 песет, а продаёт за 200, и 150 песет с каждой газеты идут ему в карман, а 50 – на содержание редакции и выпуск новых газет.

На первой полосе газеты над шапкой: «LA FAROLA» стоит девиз газеты: «Mendigar nunca más» – «Никогда больше не нищенствовать», а внизу напечатано: «El periódico de los sín techo y sín empleo» – «Газета бездомных и безработных».

Издаётся газета с сентября 1994 года раз в месяц. В ней содержатся материалы о бездомных и безработных, прежде всего о самих продавцах «Фаролы», а также сочинённые продавцами газет дурацкие рассказы и стихи.

Ясное дело, что люди, покупая эту газету, платят деньги не за информацию – которой в «Фароле» нет, – а для того, чтобы материально помочь продавцу. В мусорной урне мы как-то видели целую кучу «Фарол», которые, судя по всему, выкидывали сразу после покупки. Короче, «Фарола», как таковая, никому не нужна.

Информация содержится в «нормальных» газетах, продающихся в киосках, – таких, как «Эль Паис», «Эль Мундо», «АБС» и самая популярная спортивная газета «Марка».

Кстати, и стоили эти значительно бóльшие по объёму газеты 110 – 130 песет: дешевле 200-песетной дурацкой «Фаролы», не годной не только для чтения, но, в связи с плотной бумагой и большим количеством иллюстраций, также и для других нужд.

Продажа её, таким образом, является тем же самым попрошайничеством, только замаскированным.

Услышав, что мы видели газеты в мусоре, Михалыч воскликнул:

– Так почему же вы их не взяли?! Их же можно было продать!

Доводы о попрошайничестве он отверг, сказав, что испанцам приятно сделать кому-то приятное.

– Испанцы – они католики, – сказал Михалыч, – и, покупая газету, считают, что искупают свои грехи. А нужна им газета или нет – вовсе не ваше дело. Раз покупают, значит, нужна. Есть такие, кто её читает.

Однако на этом разговор ещё не был окончен. Мы указали Михалычу на то обстоятельство, что у нас нет тархет на право торговли «Фаролой», и поэтому могут быть неприятности: а что, если полиция…

– Полицию не интересует «Фарола» и те, кто её продаёт, – сказал Михалыч. – Для вас единственная опасность – это фарольщики с тархетами. Да и то рискуете не вы, а я: если они донесут в офисину, что я кому-то даю газеты для продажи, то меня лишат тархеты. Я вас поставлю продавать там, где их нет, но, продавая газеты, будете посматривать в обе стороны улицы и в случае чего газеты уберёте; ну, да и я на первый раз буду недалеко.

Михалыч дал каждому из нас по пять газет.

– На них вы заработаете две мили, – так Михалыч по-эмигрантски называл тысячи 24 24 Mil (исп.) – тысяча. , – миля – вам, миля – мне. То, что получите сверх двух миль, – всё ваше.

Выйдя из парка Ретиро, мы пошли по большой улице Менендес Пелайо. Начинался вечер, и людей на улице было много; мы с Шоссом скисли ещё больше.

– А если сами покупатели, – сказали мы, – спросят, где наши тархеты?

– Не спросят, – сказал Михалыч, – их это вовсе не интересует.

– А вскрикивать что-нибудь надо? – с тоской спросил я.

– Ничего не надо вскрикивать, – сказал Михалыч. – Будете стоять пока молча. Спросят цену – скажете: «Доссьентас песетас» 25 25 Doscientas pesetas (исп.) – 200 песет. . Когда купят – обязательно говорите: «Мучас грасиас» 26 26 Muchas gracias (исп.) – большое спасибо. .

Велев мне подождать, Михалыч увёл Шосса в боковую улицу Доктор Кастельо и поставил его продавать газеты возле обувного магазина.

Вернувшись, он провёл меня несколько дальше и указал мне место возле бара, который назывался «Taberna De Buén Provecho» – «Таверна Приятного Аппетита».

– Газеты сложи вот так, – сказал Михалыч, – и держи их в вытянутой руке или перед собой на уровне груди. Ну, удачи. Я буду продавать газеты вон там, на следующем перекрёстке.

Первый опыт продажи газет.С невыносимой мукой приступил я к продаже газет. Держал я их на уровне груди. Гуляющие благообразные испанцы с недоумением смотрели на меня, газеты и мои сумки с барахлом, и я чувствовал себя полным дураком.

Газеты никто не покупал.

Через пятнадцать минут появился Михалыч.

– Так, – сказал он, – оценку тебе ставлю три с минусом. Ты не так стоишь. Что это за стойка? О стену не облокачивайся, газеты держи выше и рожу сделай весёлую, а то у тебя вид такой, будто сейчас помрёшь.

Не знаю, насколько весёлую сделал я рожу, но первую газету я вскоре продал.

Ко мне подошли две благообразные пожилые сеньоры и заговорили со мной о том, кто я и откуда, потому что раньше меня они здесь не видели; я от смущения отвечал по-испански ещё более коряво, чем обычно. Оказалось, что одна из сеньор была в Москве на Красной площади.

Дав им газету и получив две тяжёленькие стопесетные монеты, я поблагодарил сеньор. Сеньоры, однако, не торопились уходить, так как были весьма любопытны. Позже я узнал, что все испанцы таковы. Сеньор интересовало, где я живу, сколько мне лет, есть ли у меня жена и католик ли я, а также когда выйдет следующий номер газеты. Я отвечал, что живу в альберге, мне 31 год, жены у меня нет, а мать моя живёт в России, я православный, а газета выходит раз в месяц. Наконец сеньоры всё выяснили, пожелали мне удачи, попрощались и, положив газету в сумочку, ушли.

После продажи первой газеты я воспрянул духом. Часа за два я продал все свои пять газет, сбегал к Шоссу, взял ещё две и сбыл также их. Итого я в первый вечер продал семь газет, а Шосс – три (на его улице народу было меньше); это значения не имело, так как деньги у нас с Шоссом были общие.

– Что я вам говорил! – торжествовал Михалыч, когда мы отправились пешком в альберг. Сам он продал только две газеты. – Ну, что я вам говорил, а вы мне не верили?! Не покупают, видите ли! Да куда они денутся!

Мы тоже чувствовали душевный подъём. Тысячу песет мы передали Михалычу; на 500 песет мы купили у него ещё десять газет; 500 песет осталось нам на расходы.