Зорий Файн - Кофе-брейк с Его Величеством

Горничные чаевых не берут, ну разве что один-два юаня. Метнув быстрый взгляд по сторонам, быстро засовывают их в карман передника. Однажды мы дали горничной оставшиеся у нас пять гонконгских долларов. Она, озираясь, выбросила их в углу коридора. С обменом выручали вездесущие русскоговорящие китайские гиды. Хитрюги редкие! Называясь русскими именами, они объегоривали русского брата почем зря и среди бела дня. Наши, понимая все это, только потешались: какая им разница, как уплывут все равно запланированные на растрату деньги? Так однажды гиды привезли нас пообедать, наварив на этом 300 процентов! Но иногда они проявляли и благородство, однако уверен, за такое жульничество им наверняка грозила бы потеря лицензии…

Везли нас однажды с острова обезьян на каком-то страшном облезлом битком набитом бусике. На полном ходу у него разрывает колесо. Неопытный водитель вместо того, чтобы плавно сбавить скорость, дал резко по тормозам. Чудом на соседних трех полосах, поперек которых нас со страшным креном начало носить, никого не оказалось…

Потом еще не один вечер наше маленькое тайное общество пассажиров этого рейса собиралось, чтобы выпить из чудесных маленьких коньячных бутылочек с нарисованным морским коньком ароматную настойку местного разлива, молча, не чокаясь, только обмениваясь многозначительными взглядами. И каждый в этот момент дорисовывал в воображении, где бы мы все сейчас могли быть…

Гиды с извинениями подарили каждому пострадавшему прекрасный чайный набор с редкими сортами зеленого чая…

Накупив жареных каштанов, садишься в городской автобус. Билеты недорогие, система оплаты напоминает Москву восьмидесятых. Кондукторша, перевязанная роскошной бордовой вышитой и расписанной иероглифами хоругвью с правого плеча под левую рученьку, деньги в руки не берет, только пристально смотрит, сколько ты положил в прозрачный пластиковый опечатанный ящик. И на свое усмотрение дает сдачу. Может и не дать. Даже если автобус будет совершенно пустой, девушка эта так и не присядет.

С умилением смотришь, как к двум пожилым русским дамам с вопросом: «Девушки, можно между вами сесть?» – подсаживается третья. Публика изысканная – путевки в Китай недешевые.

Здесь, в Санье, печать социализма на всем, хотя вокруг и дорогие отели. Как правило, государственные. Нам пытались на пальцах объяснить устройство экономики Поднебесной. Выглядит это примерно так: пятьдесят один процент любого предприятия всегда принадлежит государству. Оно принимает решения единолично, но честно выплачивает остальным участникам их долю по рыночной цене. Если снесут дом – дадут квартиру.

Удивительно видеть детей в пионерских галстуках, возвращающихся со школы. Рядом с галстуком красуется бейджик со штрих-кодом. Может быть, это для того, чтобы детей не перепутали? Дети в обоих частях Китая красивые, со счастливыми лицами, только в Санье одеты скромнее. Разглядывая прохожих, видишь, что хлеб им дается нелегко, лица удрученные, тяжело прожитая жизнь, много скорби, похожи на наши…

Глупое заблуждение, что все китайцы на одно лицо. Да, веки приспущены и глаза раскосые, но само расположение и глаз и бровей всегда различно. Горные и южные народности меньше ростом и смуглее, северяне – белокожие, стройные и очень красивые.

Вдоль всего побережья проходят свадебные фотосессии. Кажется невероятным, что каждый день столько пар вступают в законный брак. Приглядевшись, видишь среди них и русских. На самом деле это отлаженный сервис, в нашем отеле даже на ломанном русском было о нем объявление. Сервис красивый. Приезжает бусик с большим выбором платьев и костюмов, визажистом и парикмахером, фотографом с ассистентом-осветителем, и за 300—350 долларов вам проведут чудесную свадебную фотосъемку на фоне океана с развевающейся фатой, которую поддерживает спрятанная сзади маленькая китаянка. Правда, на тех фотографиях, что были вывешены в качестве образцов, вместо океана было большое пересвеченное пятно, но ценна ведь сама память о событии… и невероятно длинная фата…

Медицина бесплатная, антибиотики стоят копейки. Правда в амбулатории палата всего одна, врач принимает на ходу, капельницы взрослым и детям ставят прямо в коридоре. На лицах персонала – будь то больничного или гостиничного – всюду читается идеология со странной примесью некоего оцепенения. Лица уборщиков, рикш, солдатиков-пограничников не настолько тяжелые с хищными крокодильими взглядами, как, например, в Египте, но больше напоминают лица белорусских пограничников. Впрочем, там они более затравленные, усталые и потухшие, а здесь идеологически светятся особым непроницаемым холодом.

Страна мирового контрафакта для своего внутреннего потребителя весьма точная в расчетах. Даже минеральная вода разливается в бутылочки, емкостью 490, 570, а однажды мне попала в руки 596 мл!

На сигналы светофора никто не обращает внимания – вот бы нашим гаишникам раздолье было! Наоборот, перейти улицу или проехать на «зеленый» практически невозможно. Наши решили поискать экстрима и заказали велорикшу из центра до отеля. Стоило, как такси, 40 юаней, но вот впечатлений было… Мало того, что он на огромных перекрестках и не думал тормозить – еще и сигналил, чтобы автобусы с грузовиками расступились перед моськой.

Вечером после традиционного литра виски открывалась душа, и мы собирались у рояля в холле и давали понять всему острову, что красивее и протяжнее украинской песни на свете нет ничего!

Жаль только, что администрация отеля была не настолько чуткой, и уже после третьей нашей песни каждый раз грозила вызвать полицию…

Как я ни силился из окна своего дома на Невском проспекте разглядеть внизу, среди листвы, скромный памятник великому немецкому поэту – так и не смог. Заметил я его случайно, прогуливаясь перед костелом св. Петра, чтобы рассмотреть, как выглядит снизу величественный ангел с крестом – тот самый ангел, с которым я каждое утро по-братски здоровался из окна на шестом этаже.

Краткая ночь около пяти утра отступила. Прямо под бюстом Гете, на скамейке, мирно потягивали водку два колоритных петербуржца. Один из них протянул мне руку и о чем-то заговорил. Видя, что я поглощен неожиданным обнаружением великого поэта в таком укромном месте, он, ударив себя в грудь, выдал грустную тираду на чистейшем английском языке с мольбой о помощи. Причем для особой вежливости был использован глагол «couldn’t» вместо стандартного «can’t».

С противоположной стороны моего дома, прямо у парадного подъезда, слегка отвернувшись в сторону и представ в полупрофиль зрителям, стоял памятник другому великому литератору – Николаю Васильевичу Гоголю.