Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 2

Конечно, к смерти опекуна Обрубок подготовился заранее. К этому времени он окончательно понял, что не такой, как другие.

Он больше не чудил, не позволял себе глупые обмолвки. Вместо этого он учился видеть будущее только тогда, когда это нужно. Учился разбираться в этих развилках, похожих на древесные ветви. Искал взаимосвязи между разными вариантами будущего. О своих способностях не распространялся, пользовался ими осторожно.

Со временем он заработал себе хорошую репутацию. Его считали на редкость прозорливым. Его советы всегда были удачными, а предлагаемые планы срабатывали идеально. К нему начали прислушиваться даже взрослые.

К тому времени, как Обрубку стукнуло шестнадцать, он занял довольно высокое место в иерархии Предвестников. Стал секретарем Эсила Орме, одного из диаконов новой церкви. Несколько раз удачно попался ему на глаза, сумел оказаться полезным в самый нужный момент – и тот приблизил к себе талантливого калеку.

Жил он теперь не в канализации, а наверху, в хорошем доме. Даже ходил открыто по городу – правда, только в темное время суток. Всегда носил плащ, кутал лицо платком, закрывал глаза очками с копчеными стеклами.

Предвестников в Мкадоре преследовали. Тех стало слишком много, они все сильнее подрывались под устои. Церковь и светские власти заволновались, астучианский Инквизиторий присылал одного за другим вершителей. Начались допросы, обыски, массовые аресты.

Но успехи были скромными. Диакон Орме привык доверять интуиции своего секретаря. Возможно, он уже о чем-то догадывался, но вслух не говорил.

- На улице человек, отче, - говорил Обрубок, глядя в окно. – Мне кажется, это вершитель.

- Что навело тебя на эту мысль? – спрашивал диакон, перебирая бумаги.

- Он слишком пристально осматривает нашу дверь.

- Возможно, нам пора переезжать, - подумав, сказал диакон.

Еще ни разу он не пожалел, что прислушивается к секретарю. Среди предвестников Двадцать Седьмого были и глупые диаконы, и фанатичные, и кровожадные, и озлобленные... но Обрубок, разумеется, выбрал самого здравомыслящего. Не особенно религиозного и не особенно честного, но наиболее разумного. Культ Нерожденного был для диакона Орме скорее инструментом – но под его руководством он процветал и разрастался.

В других ячейках дела обстояли хуже. У их диаконов не было такого секретаря. Да и скажем прямо – среди Предвестников хватало... неполноценных личностей. У них не было конкретных целей, они не знали, к чему стремятся – им просто хотелось быть частью чего-то большего. Вкушать великой истины, о которой не ведают обыватели.

Обрубок относился к этому снисходительно. Поднимаясь все выше среди Предвестников, он стал участвовать в таинствах. Его и раньше водили на тайные службы, но тогда он был ребенком и просто сидел где-нибудь в стороне.

Теперь же он был в первых рядах. Смотрел на ритуалы, на проповедников, на горящие глаза культистов – и видел, какая пропасть разделяет его и остальных индивидов.

Дело даже не в его обличье. Он уродлив, покалечен... но внешне отличается от людей не сильнее, чем большинство нелюдей. Разница более фундаментальная. Другие существа не могут управлять своей жизнью так, как он. Они живут в настоящем моменте и видят будущее совсем немного, да и в нем уверены быть не могут. Поэтому они всего боятся, часто совершают глупости, переживают из-за того, чего еще не случилось.

Обрубок среди них – будто зрячий среди слепых.

Он пытался прозревать и прошлое. Просто смотреть в другую сторону. По идее, это должно быть еще проще, чем видеть будущее. Ведь прошлое не ветвится, оно уже застыло. События обрели окончательную форму и никакая сила их не изменит.

Но здесь у него оказалась глухая стена. Если будущее открывалось во всю ширь, то прошлое скрывалось за слепым глазом. В конце концов Обрубок с горечью признал, что половину способностей утратил еще в младенчестве.

Впрочем, ему хватало и будущего. По карьерной лестнице он продвигался медленно, но верно. Когда Обрубку стукнуло тридцать, диакон Орме стал архидиаконом, главой всего культа предвестников Двадцать Седьмого. А при нем оставался бессменный секретарь, кутающийся в плащ и прикрывающий лицо маской.

О том, кто он такой и откуда взялся, многие уже не знали. Ходили даже толки, что архидиакону служит не то паргоронская ларитра, не то, наоборот, сальванский абхин. Зачем ларитре или абхину прятать лицо, сплетники не задумывались.

Более приземленные думали, что он просто кто-то известный. Знатный хошимирский вельможа, скрывающий свою принадлежность к Предвестникам. Или же примкнувший к ним магиоз, прячущийся от Кустодиана.

Архидиакон не подтверждал и не опровергал никакие слухи. Они подпитывали уважение к его персоне, так что он даже сам чуточку их раздувал. Иногда намекал на что-то такое исподволь, делал таинственное лицо, обращался с секретарем подчеркнуто уважительно.

Уважение, впрочем, он действительно испытывал. И к нему примешивался легкий страх. Он ведь и сам не знал, кто Обрубок такой и откуда взялся. Знал только, что тот никогда не ошибается, и поэтому продолжал слушаться во всем. Архидиакон не признавался себе в этом, но он уже всецело зависел от своего секретаря.

Обрубок следил за ним очень внимательно. В ветвящемся будущем святого отца он видел ветки, на которых тот попытается от него избавиться или лишить свободы. Обрубок старательно прослеживал связи и подталкивал те варианты, на которых архидиакон по-прежнему послушен и зависим.

Да и не только он. Культ Двадцать Седьмого постепенно расползался по континенту, а через порталы проникал и на другие. Как расползается по карте пятно от пролитых чернил.

В начале пятнадцатого века севигистская церковь взялась за него всерьез. Это была уже не локальная хошимирская секта, местечковая ересь, которых полно по всему миру. Нерожденному поклонялись сотни тысяч, ячейки возникали в самых разных странах, культисты объявлялись в самых неожиданных местах.

Расколом церкви это пока не грозило. Предвестники Двадцать Седьмого все еще сильно уступали в численности херемианам, солнцепоклонникам, единобожникам, ортодоксам и даже митрайяристам. Но именно поэтому их и пытались задушить в зародыше. Пока они не укоренились и не стали где-нибудь официальной конфессией, как вышеперечисленные ереси.

Осенью 1430 года скончался архидиакон Орме. Ему было восемьдесят пять, он прожил долгую и плодотворную жизнь...

- Пхе! – фыркнул Дегатти. – Отличная эпитафия для главы нелегального культа!

- А что не так? – посмотрел на него Бельзедор. – Дегатти, ты сам-то чего добился в жизни? Тебе самому уже за восемьдесят, а ты еще ничего полезного не сделал.