ПИОНЕР - Пионер, 1939 Октябрь 10

Отец замолчал. Никто не пошевелился.

- Живые бобры высоко ценятся, - продолжал Большое Перо. - Зверек останется в живых. Но мне тяжело за вас, мои дети, и… - он посмотрел на Чилеви и Чикени, - и за маленького бобренка, с которым нам придется расстаться.

Шепиэн стоял выпрямившись, безмолвно и в упор смотрел на белого торговца. Саджо, не веря своим ушам, прошептала:

- Разве это правда? Нет, этого не может быть!

Но Шепиэн не проронил ни слова, только обнял сестренку и продолжал сурово смотреть на человека, который пришел, чтобы отнять у них радость. Он подумал о своем ружье, оно было заряжено и стояло совсем близко: в углу. Но можно ли ослушаться отца? Шепиэн не двинулся с места.

Торговец съежился под взглядом этого четырнадцатилетнего мальчика и, схватив одного из бобрят, поспешил посадить его в ящик. Кивнув головой Гитчи Мигуону, он сказал: «Значит, через два дня мы увидимся в поселке», - взял ящик подмышку и захлопнул за собой дверь.

Тогда Саджо тихо опустилась на колени возле брата и уткнулась лицом в его рукав. Торговец выбрал Чикени. А Чилеви вдруг стало очень страшно. Недоумевая, в чем дело, он спрятался в- своем домике.

Наутро три пирбги отчалили от берега озера. В поселке Пляшущих Кроликов Большое Перо и семнадцать индейцев-односельчал должны были нагрузить пирбги и плыть дальше, к озеру Мускодейсинг, на заработки. Путь предстоял очень дальний - целый месяц, а может быть, и больше пройдет, пока туда доберешься. Саджо, Шепиэн и Чилеви остались одни в долине Лепечущих Вод.

Когда торговец захлопнул дверь, унося бобренка, Саджо показалось, будто и сердце ее унес он в своем ящике вместе с Чикени.

Все изменилось после этого: не слышно было веселых игр около вигвама, не звенели песни, не раздавался детский смех на озере, Чилеви не выкидывал больше своих шалостей, его пронзительный голос затих. Бобренок совсем перестал играть, забыл свою потешную пляску, а все бродил, понурый, взад и вперед вдоль озера, целыми днями искал Чикени.

Каждое утро, как будто с новой надеждой, он начинал свои поиски, заглядывал во все уголки вигвама, шарил в тростниках и траве, где они так часто боролись и рядышком грелись на солнышке и прихорашивались. Он плавал взад и вперед вдоль берега, обнюхивал все свои бобровые пристани, нырял через бочку в свою шаткую бобровую хатку.

Так и слонялся он в поисках целыми днями, пока не сдавал от усталости и не брел обратно по тропинке в хижину. Там он залезал в свою осиротевшую каморку и лежал совсем, совсем тихо. Бобренок оставил свои проказы: он очень тосковал.

Саджо и Шепиэн ходили за Чилеви по пятам и прикидывались, будто и они тоже ищут Чикени. Конечно, они знали, что поиски бесполезны, но так дети проявляли свое участие к осиротевшему зверьку. Отпечатки маленьких ног все еще отчетливо вырисовывались на илистом берегу у самой воды. Саджо все ходила и смотрела на них, и когда никого не было, она опускалась на колени, гладила землю и что-то шептала. Но вода смывала следы: они исчезали. Только в одном еще месте остался след лапки, девочка покрыла его березовой корой и каждый день приходила смотреть. Земля подсыхала, превращалась в пыль - след исчез. Тогда уже ничего не осталось от Чикени.

Чилеви стал скулить и метаться по ночам. И Саджо тоже не могла тогда спать. Она вставала со своей кровати, влезала в бобровую каморку, опускалась рядом с Чилеви на подстилку и рыдала над ним, пока сама не заснет.

Никогда уже больше в хижине не звенели веселые песни и счастливый смех Саджо.

Шепиэн просиживал молча часами, глядя на озеро, на уходившие вдаль холмы. И вдруг что-то подступало у него к горлу, душило, и он сурово глядел по сторонам, потому что никто не должен был знать, как трудно сдержать слезы. Как он ненавидел эти мешки и свертки, которые получены в обмен на Чикени! Как только не подумал он отдать торговцу свое ружье: это, наверное, спасло бы Чикени!

Саджо не расставалась теперь с осиротевшим бобренком. Часто она брала его с собой на далекие прогулки вверх по ручью, к водопаду. Там девочка садилась под старую шумящую сосну и все думала и думала о том, как спасти Чикени. А Чилеви тем временем купался и нырял в маленьком зеркальном пруду поблизости. Саджо казалось, что Чилеви здесь уютнее чем в безбрежном, пустынном озере, раскинувшемся на много миль: маленький одинокий бобренок, должно быть, чувствовал там себя совсем потерянным.

И пока Чилеви купался или сдирал кожицу с ивовых прутиков или же, взобравшись к Саджо на колени, прихорашивался, девочка прислушивалась к шуму водопада. Он то ревел очень громко, то стихал и, казалось, совсем замирал. Иногда Саджо начинало чудиться, что она слышит чьи-то голоса - язык индейцев так сильно напоминает журчанье воды, вздохи ветра, шопот деревьев. И Чилеви часто сидел рядом с девочкой, совсем как будто он тоже к чему-то прислушивался, и, наверное, он слышал больше звуков чем Саджо: ведь слух у бобров гораздо острее чем у человека.

Саджо очень любила это место у водопада и давно уже стала ходить туда, когда ей бывало грустно или хотелось помечтать или подумать о чем-нибудь. Она ложилась в тени большой сосны и смотрела на темные узоры ее зелени. Лучи солнца скользили между веток, и очень красиво становилось тогда. Саджо чудилось, что над ней какая-то волшебная страна, населенная неведомыми существами.

Однажды, когда девочка сидела там с Чилеви на коленях и слушала сонный лепет водопада, она закрыла глаза и прислонилась к сосне…

Журчанье воды становилось все тише и тише, потом совсем замерло. Среди тишины отчетливо послышался чей-то нежный голос:

- Саджо, Саджо, Ма-жан, ма-жан, Саджо, Саджо, Ден-на жа-дан.

Саджо, Саджо, Иди, иди, Саджо, Саджо, В город пойди.

Голос все повторял и распевал эти слова; то громче, то тише звучали они, то замирали, словно журчанье водопада. И звуки вдруг стали такими отчетливыми, что девочка даже узнала голос: это был голос матери.

- Мама, я здесь! - воскликнула Саджо. - Говори, говори еще! - и девочка протянула руки навстречу звукам.

Она коснулась чего-то теплого, влажного. Саджо открыла глаза и увидела, что ее рука лежит на курносом носике Чилеви. Бобренок сидел у нее на коленях и тянул ее за шаль. Саджо поняла, что она задремала на минутку.

Слова снова затерялись в песне воды, водопад журчал и журчал как всегда. Саджо вскочила на ноги, подняла Чилеви и сказала ему:

- Чилеви, Чилеви, мы поедем теперь к Чикени! Мы поедем' с тобой в город. Это мама сказала… Во сне… Ну так что же?

Саджо быстро побежала, подхватив на руки Чилеви.