Калле Каспер - Сталин или Величие страны

Ягода: Понял.

Сталин: Понял, так действуй. Я тебе в Кремле работу найду, достойную, не то, что горшки за паралитиком выносить.

Ягода: Премного благодарен. (Расходятся.)

На берегу Черного моря.

Троцкий.

Троцкий: Насколько же жизнь моря похожа на историю человечества. Долго-долго оно хранит спокойствие, тихо плещется, облизывая берега, и вдруг — шторм. Все приходит движение, словно проснулся зверь и хочет есть. Не дай бог попасть ему в лапы, разорвет на куски и сожрет… Что ж это получается — не мы делали революцию, а она сделалась сама? Возможно. Но, по крайней мере, мы сумели ею воспользоваться. (Записывает что-то в блокнот.)

Входит Мальчишка.

Мальчишка: Товарищ Троцкий, вам телеграмма!

Троцкий: Что ж так плаксиво?

Мальчишка: Ленин умер.

Троцкий (вскрывает телеграмму) : Действительно, умер. Конечно, можно было ожидать. Он болен был. И все же странно, что так внезапно. Ну и когда же похороны? (Читает.) Уже завтра. Чего ради так торопиться? (Читает.) Сталин рекомендует мне не прерывать отпуск, все равно не успеваю. Наверно, он прав. Потом схожу на могилу, возложу венок. К тому же, теперь я нескоро смогу уединиться, чтобы поработать над книгой о своих свершениях. В последнее время из-за хвори Ленина образовался вакуум власти. Надо с этим кончать, взять бразды правления в свои руки. Больше некому. (Комкает телеграмму, бросает в море.) …

Мальчишка: Товарищ Троцкий!

Троцкий: Ну что тебе еще?

Мальчишка: Что теперь будет?

Троцкий: В каком смысле — что будет?

Мальчишка: С революцией.

Троцкий: То есть как, что будет? Революция продолжается.

Мальчишка: Но Ленин же умер!

Троцкий: Да, Ленин умер, но Троцкий-то жив!

В Кремле. Пустое фойе. Из зала доносятся шум, свист, аплодисменты, крики.

Входят Молотови Ворошилов.

Ворошилов: Что теперь будет?

Молотов: Н-не знаю.

Ворошилов: Проклятые бабы!

Молотов: Особенно сестренка…

Входит Микоян.

Микоян: Все кончено, Сталин отвел свою кандидатуру.

Молотов: Ему н-ничего не оставалось. Та бумажка, которую зачитала сестра Ленина, все погубила.

Ворошилов: Теперь этот гад Троцкий снова на коне.

Входит Ягода.

Ягода: Товарищи! Сталин просил передать, чтобы вы не отчаивались. Он велел организовать возмущение делегатов. Пусть требуют нового голосования.

Ворошилов: И что это даст?

Ягода: Сталин говорит, из глубинки понаехало много всякого народа, который в ситуации слабо разбирается. Надо им втолковать, что сейчас решается, кому будет принадлежать Россия, русским или евреям.

Молотов: Что ж, попробовать можно.

Микоян: Делегатов с Кавказа беру на себя.

Ворошилов: А я ту часть армии, которая обижена.

Молотов: А я — всех остальных.

Все уходят. Через некоторое время слышится шум, затем — овации.

Входят Молотов, Ворошилов и Микоян.

Ворошилов: Вот это была речь!

Микоян: Все повернулось в тот момент, когда он деликатно намекнул делегатам, что Троцкий даже на похороны Ленина не соизволил явиться.

Молотов: Коба всегда находит самые правильные слова.

Входит Сталин.

Микоян: Поздравляю, товарищ Сталин!

Ворожилов: Жму руку!

Молотов: Молодец, Коба!

Сталин: Спасибо, друзья. Моя победа — это ваша победа.

Входит Троцкий.

Троцкий: Джугашвили!

Сталин: В чем проблема, товарищ Троцкий?

Троцкий: Будь осторожен! Я не позволю тебе погубить страну, которую создал собственными руками!

Сталин: Слышали? Угрожает! (Троцкому.) Товарищ Троцкий! Или вы уже не Троцкий? Если я — не Сталин, а Джугашвили, то и вы, быть может, снова стали Бронштейном? Итак, товарищ Бронштейн, кажется мне, что не зря вас обвиняют в бонапартизме. Я ничего погубить не могу, потому что в одиночку партией командовать не лезу. А вот вы лезете! По-доброму советую подчиниться воле большинства. Кто ставит себя выше партии, с тем партии не по пути.

Все кроме Троцкого уходят.

Троцкий (один) : Маркс ошибался, революция пожирает не детей своих, а отцов. (Уходит.)

Конец первого акта

В Крыму. Молотови Микояниграют в теннис.

Микоян: Твой бросок, товарищ Молотов.

Молотов: Не бросок, а подача, товарищ Микоян.

Микоян: Ах, голова, голова! Опять перепутал теннис с кеглями. Как был босоногим мальчуганом из Санаина, так и остался. Никогда мне не стать английским лордом, с детства привычным к праздности. Ни отец мой, ни мать ни минуты отдыха не знали, работали день и ночь. Отец за верстаком, мать — на кухне. Кто бы подумал, что их сын станет министром.

Молотов: Не министром, а народным комиссаром.

Микоян: Ну да, комиссаром. Но что по делам торговли, то не удивительно. У каждого народа в этом мире свое место. Мы, армяне, — торговцы и ремесленники.

Молотов: Если партия направит, будешь и другими делами заниматься.

Микоян: Нет-нет, например, комиссара по делам обороны, вроде Ворошилова, из меня никогда не получится. Это ваша, русских, профессия, воевать и в машинах копаться.

Молотов: Ничего, на свете всякое бывает. Вот, возьми мою Жемчужину: слабая женщина, а партия велела — стала директором.

Микоян: Твоя Жемчужина — натуральная жемчужина. План у нее всегда выполнен тютелька в тютельку, доходы в казну растут. Пудра, помада, духи — с прилавков все исчезает моментально. Против природы не попрешь — что бы ни было, кровавый царский режим или наша справедливая советская власть, женщина все равно хочет хорошо выглядеть.

Молотов: У нас бы нашлось время на нее внимание обратить…

Микоян: Не беспокойся, товарищ Молотов, теперь, когда неуемный Троцкий выслан в Турцию, нас наконец ожидает спокойная, созидательная жизнь. Под руководством великого Сталина оденем, обуем и накормим народ — впервые в истории человечества.

Молотов: Будем надеяться. (Подает.)

В Кремле. Сталин.

Сталин: Бим-бом, бим-бом, звонят кремлевские куранты. Вся Россия у моих ног! Я, нищий грузин, поставил на колени великий народ! Что дальше? Теперь надо создать могучее государство, такое, какого не было со времен Александра. Русский человек ленив? Ничего, у меня они так станут вкалывать! До посинения!