Артур Шницлер - Любовный хоровод [=Карусель]

Поэт. Какие запахи, какой аромат. Волшебно. (Целует ее в грудь.)

Гризетка. Порвешь мне рубашку.

Поэт. Сними… сними… все это лишнее.

Гризетка. Но Роберт!

Поэт. А теперь, приди в наш индийский замок.

Гризетка. Сначала скажи, что ты меня действительно любишь.

Поэт. Да я молюсь на тебя. (Пылко целует ее.) Молюсь на тебя, радость моя, весна моя…

Гризетка. Роберт… Роберт…

Поэт. Это было райское блаженство… А подписываюсь я как…

Гризетка. Роберт! О Роберт…

Поэт. Как Бибиц.

Гризетка. А почему Бибиц?

Поэт. Это только так, псевдоним… или ты не слыхала никогда это имя?

Гризетка. Нет.

Поэт. Ты никогда не слыхала? Божественно! Нет, в самом деле? Или ты просто разыгрываешь меня?

Гризетка. Господи, ну что тут такого. Не слыхала — и все!

Поэт. Ты что же, никогда не ходишь в театр?

Гризетка. Да нет, почему, я была тут с одним… С дядей моей подруги и подругой мы ходили в оперу.

Поэт. Гм, а в Бургтеатр ты, стало быть, не ходишь.

Гризетка. Туда мне еще никто не дарил билеты.

Поэт. Я пошлю тебе билет в ближайшее время.

Гризетка. Хорошо бы! Только не забудь. И на что-нибудь веселенькое!

Поэт. Гм, веселенькое… А на трагедию, стало быть, пойти не хочешь?

Гризетка. Не очень.

Поэт. Даже если это моя пьеса?

Гризетка. Твоя? Брось! Ты пишешь для театра?

Поэт. Позволь, я только зажгу свет. Я ведь тебя еще и не видел — с тех пор как ты стала моей возлюбленной. Ангел! (Зажигает свечу.)

Гризетка. Эй, стыдно же… Дай хоть одеялом прикроюсь.

Поэт. Потом! (Подходит к ней со свечой в руках, долго разглядывает.)

Гризетка (закрыв лицо руками) . Ну, Роберт!

Поэт. Ты красива, ты сама красота, ты, может быть, сама природа, ты святая простота.

Гризетка. Ой, капает же! Ты что — не видишь?

Поэт(ставит свечу на стол). Ты — это то, что я давно искал. Ты любишь только меня, ты любила бы меня, даже если б я был разносчиком мелких товаров. В этом такая отрада. Признаться, я все не мог отделаться от некоторого подозрения… Скажи, только честно, неужели ты действительно не знала, что я Бибиц?

Гризетка. Господи, вот пристал. Ну, откуда мне знать, кто такой.

Поэт. Что есть слава! Нет, забудь все, что я тебе говорил, забудь даже имя, которое я тебе называл. Для тебя я Роберт и останусь Робертом. Да я и пошутил. (Легко.) Я вовсе не писатель, а разносчик товаров, а вечерами подыгрываю певцам в кафе на клавире.

Гризетка. Ну, совсем запутал… И смотришь как странно… Да что с тобой в самом деле?

Поэт. Это так необыкновенно — со мной такого еще и не было, крошка, прямо слезы навертываются. Эго так волнительно. Мы не будем разлучаться, да, мы будем очень любить друг друга.

Гризетка. Слышь, это правда — насчет кафе?

Поэт. Да, но не спрашивай ни о чем больше. Если ты меня любишь, не спрашивай ни о чем. Скажи, ты могла бы вырваться недели на две?

Гризетка. Как это вырваться?

Поэт. Ну, из дома.

Гризетка. Да ты что!! Как же это? А что я скажу матери? И потом, без меня у них все в доме пойдет кувырком.

Поэт. Ах, как это было бы славно — побыть с тобой вдвоем, где-нибудь в полном уединении, в лесу, на природе, недели две… А там, в один прекрасный день сказать адью и пойти каждый своей дорогой — неведомо куда.

Гризетка. Вот, уже и адью на уме! А говорил, что любишь.

Поэт. Так ведь именно поэтому. (Наклоняется к ней и целует в лоб.) Сладость моя!

Гризетка. Прижмись, а? Чего-то мне холодно.

Поэт. Ну, так одевайся — пора. Давай я зажгу тебе еще пару свечей.

Гризетка (встает) . Не смотри.

Поэт. Не буду. (Отходит к окну) . Скажи, ты счастлива, детка?

Гризетка. Что ты имеешь в виду?

Поэт. Вообще — счастлива ли?

Гризетка. Ну, могло быть и лучше.

Поэт. Ты меня не понимаешь. О твоих домашних обстоятельствах я уже достаточно наслышан. Я знаю, что ты не принцесса. Я о другом. О том, как ты вообще ощущаешь жизнь. Ощущаешь ли ты, что счастлива, что живешь?

Гризетка. Слышь, а гребенка у тебя есть?

Поэт (подходит к туалетному столику, подает ей расческу, долго разглядывает Гризетку). Господи, как ты прелестна…

Гризетка. Эй… не надо!

Поэт. Останься, а? Останься — я схожу, принесу чего-нибудь нам на ужин…

Гризетка. Но уже слишком поздно.

Поэт. Еще нет и девяти.

Гризетка. Ну, пожалуйста, мне правда пора топать.

Поэт. Когда же мы теперь увидимся?

Гризетка. А когда тебе хотелось бы?

Поэт. Завтра.

Гризетка. А завтра какой день?

Поэт. Суббота.

Гризетка. Ой, тогда я не могу, мне нужно к опекуну идти с младшей сестрой.

Поэт. Тогда в воскресенье… гм… в воскресенье… в воскресенье… Тут вот какое дело. Я не Бибиц, но Бибиц — мой друг. Я тебя с ним как-нибудь познакомлю. В воскресенье идет его пьеса, я пошлю тебе билет и потом заеду за тобой после спектакля. А ты мне скажешь, понравилась ли тебе пьеса, идет?

Гризетка. Слышь, эта история с Бибицем… ну, где мне, дуре, понять.

Поэт. По-настоящему я тебя узнаю только после того, как ты мне расскажешь, что чувствовала, когда смотрела пьесу.

Гризетка. Ну вот… я и готова.

Поэт. Пойдем, радость моя.

Уходят.

Комната в гостиной за городом. Весенний вечер, окна распахнуты, над лугами и холмами стоит луна. Великая тишина. Входят Поэт и Актриса, в руках у него свеча, которая гаснет в тот момент, когда они входят.

Поэт. Ой…

Актриса. Что такое?

Поэт. Свет… Хотя и так все видно. Смотри совершенно светло. Просто чудо!

Актриса, подойдя к окну, внезапно падает на колени, молитвенно складывает руки.

Что с тобой?

Актриса молчит.

(Подходит к ней) . Что ты делаешь?

Актриса (возмущенно) . Разве не видишь — молюсь!..

Поэт. Ты веришь в Бога?

Актриса. Разумеется, я не какая-нибудь серость.

Поэт. Вот оно как!

Актриса. Иди же, стань рядом на колени. Помолись и ты хоть раз. Не потускнеет от этого венец твоей славы.

Поэт становится рядом с ней на колени и обнимает ее.

Растлитель! (Встает.) Знаешь, кому я молилась?