Эдвард Радзинский - Дочь Ленина. Взгляд на историю…

Екатерина перестает писать и сама поднимается с кресла.

ЕКАТЕРИНА. Все так же, не произнося ни слова, подошел к комоду, на котором стоял ларец черного дерева. Отпер. Вынул бумагу, обвитую розовым атласом. И долго смотрел на нее, не прерывая молчания. Потом поцеловал бумагу, перекрестился. И бросил в горящий камин. Сказал: «Я был верным рабом Ее Величества покойной императрицы Елизаветы Петровны. Ничем более. И желаю быть покорным слугой императрицы Екатерины Алексеевны». Угадал мое желание. Простой казак, да мудрец… Пьесу об Орловых я дописала через одиннадцать лет. Сначала Алексея отослала из Петербурга: «Войну с турками начинаю. Тебе флот поручаю – весь флот в архипелаге под твое начало». Не ошиблась: Алексей, который моря-то прежде не видел, шлюпкой управлять не умел, загнал турецкий флот в Чесменскую бухту и сжег все турецкие корабли… А потом душу мою – Григория – к нему отослала мир заключить с турками. К тому времени ангел мой Григорий изменял мне, когда хотел, и спал со мной, когда хотел… Сказала Григорию: «Посылаю тебя, ангела мира, к страшным бородатым туркам». Хотя надо было сказать « отсылаю ». Как мне донесли, умный Алексей, увидев брата, расхохотался: «Неужто не понял? Она нас обоих из Петербурга выслала!» (Величественно.) Я многим обязана семье Орловых. За то осыпала их богатством и почестями. И всегда буду им покровительствовать. Но мое решение неизменно. Я любила Гришку одиннадцать лет! И все терпела! И захотела жить, как мне вздумается. Но при этом только Бог знает, как я страдала… Я лежала на кровати и в голос ревела. Все министерства тогда не работали. Когда узнала, что Григорий скачет в столицу, выставила караулы. Караулы любви. Чтобы не пускали сердце мое Гришеньку в Петербург… Как боялась, что ворвется во дворец и… Как желала – не ворвался. Подчинился. Я ему хорошего отступного предложила – большие деньги и много земли. Взял… Взял! Теперь у меня другой Григорий – Потемкин. Так что в минуты страсти ошибкой в имени его не обижу. Благо, это имя нежно выговаривала целых одиннадцать лет… Большой забавник мой новый Григорий. Это ведь Орловы его во дворец ввели. И как же он их ненавидит! А они его! В России так принято. Как сказал один неглупый человек: «Нам, русским, хлеба не надо, мы друг дружку едим и тем сыты бываем»… Так что невозможно было двум львам, Григорию Александровичу Потемкину и Алексею Григорьевичу Орлову, в одной клетке находиться. Пришлось объявить Орлову: «Вы являетесь начальствующим над всем нашим флотом в Средиземном море. Надеюсь, что пребывание ваше в Италии будет для вас и далее приятным…» Он понял мой приказ: в Петербург ни ногой! Еще один счастливый конец пьесы… (Читает написанное.) Вспоминать было приятно… Однако читать все это ни сыну, ни кому-нибудь еще… В камин! Государь должен писать мемуары, о которых мой старенький учитель истории когда-то говорил: « Врет , как очевидец!» (Смеется, звонит в колокольчик.) Марья Саввишна!

Входит Перекусихина.

ПЕРЕКУСИХИНА. Чем еще тебе не угодили, матушка?

ЕКАТЕРИНА. Перья закончились.

ПЕРЕКУСИХИНА. Уж больно ты у нас писуча, голубка. (Уходит, ворча.) Сколько перьев тебе ни заготовь – ох-хо-хо!

ЕКАТЕРИНА. Теперь приступим к любимому занятию. Обожаю письма… (Напевая мелодию французской песенки, садится писать.) Начнем с главного сплетника Европы, с дорогого барона Гримма. Я пишу ему, а он тотчас разносит мои мысли в письмах к другим монархам… Итак, дама должна жаловаться, это женственно… (Пишет.) «Ах, мой друг, какие пережила я страшные годы! Франция толкнула Турцию на войну… Я одерживала победу за победой, но Версаль заставлял султана продолжать кровопролитие… Польша бунтовала. Шляхта! Они не захотели иметь королем друга нашего Станислава Августа Понятовского…» (Перестает писать.) Как же я его когда-то любила… Такого глупца! Баба! (Продолжает писать.) «И чего добились бунтом? Пруссия и австрийский двор предложили мне поделить польские земли, пока шляхта убивает друг дружку. Пришлось… Иначе раздел случился бы без меня. А тут подоспел Пугачев – полдержавы было охвачено бунтом… Ждали прихода кровавых мужиков в Москву. Благодарение Богу – со всем совладала. Конец у пьесы мой любимый – победный! Мир с турками заключен. Маркиз Пугачев ждет казни! Надеюсь, вы согласитесь: финал, достойный Северной Семирамиды!».

Входит Перекусихина с перьями.

ЕКАТЕРИНА. Спасибо, ты очень любезна, душа моя… (Та уходит.) Ну а теперь прочтем почту… Письмо от милого сердцу Потемкина свет Григория – кажется, так по-русски. (Читает нежно, с улыбкой и по привычке делает на любовном письме пометы, как на государственной бумаге.) «Дозволь, матушка-голубушка, сказать то, о чем думаю…»

Дозволяю. «Не дивись, что беспокоюсь в деле любви нашей…» (Деловито.) Будь спокоен. «Сверх бессчетных благодеяний поместила ты меня у себя в сердце. И хочу я быть тут всегда один…» Есть и будешь. «Всегда помни: я дело рук твоих. Аминь».

Всегда помню. Аминь… Невозможный человек. Но как он мне нужен! Ни муженек, ни Елизавета не подготовили мне министров. Они обходились надутыми посредственностями. Я призвала к управлению целую когорту блестящих людей. Панин, Орлов… Теперь Потемкин.

Входит Перекусихина.

ПЕРЕКУСИХИНА. Приехал граф Панин.

ЕКАТЕРИНА. Легок на помине. Проси… Ох уж эти «блестящие люди»! Все эти Панины, Орловы… У них всегда будут свои цели. И опасная детская страсть высказывать собственное мнение. Вещь полезная в дни трудностей, но совершенно излишняя в дни благоденствия. Для укрепления державы куда нужнее нынче люди исполнительные. А из блестящих мне с головой хватает Григория Александровича Потемкина. Так что блестящего графа Панина я держу для одного – участия в придворной борьбе. Пока они все борются друг с другом, я спокойна. «Человек блестящий», граф Панин – любитель реформ. А Запад борется с «человеком исполнительным» – генерал-прокурором князем Вяземским, ненавистником реформ и Запада. Эти умники становятся забавными детьми, когда воюют друг с другом…

Екатерина переходит в парадную уборную. Здесь завершает туалет. Она одета в простое широкое «молдавское» платье. Парикмахер заканчивает прическу императрицы. За ушами – букли, волосы забраны кверху, чтобы открыть широкий лоб. Никаких драгоценностей. Сейчас Екатерина – правительница.

В уборной появляется граф Панин.

ЕКАТЕРИНА (насмешливо). Уж не стряслось ли что-нибудь, Никита Иванович? Ты сегодня непривычно рано.

ПАНИН. Пришло письмо, Ваше Величество, от графа Алексея Григорьевича из Италии.

ЕКАТЕРИНА. Разбор иностранной почты у нас в два часа, не стоит ломать распорядок. Я жду вас, граф, в два в кабинете.