Эдвард Радзинский - Дочь Ленина. Взгляд на историю…

Во дворце. В девять утра князь Александр Алексеевич Вяземский, как всегда, входит с докладом в кабинет императрицы.

ВЯЗЕМСКИЙ. Отчет князя Голицына.

ЕКАТЕРИНА. Дайте мне «снаряд»… (Надевает очки и читает отчет. Сначала с милостивой улыбкой: добрая государыня читает отчет доброго слуги. Но постепенно лицо ее мрачнеет. Наконец, отбросив бумаги, императрица приходит в бешенство. Она быстрыми шагами разгуливает по кабинету, пьет воду и бормочет.) Бестия!.. Каналья!.. Это не донесение, это любовное послание. Этот выживший из ума старец, по-моему, совсем потерял голову от развратной негодницы! Записывайте! (Диктует.) «Князь Александр Михайлович, пошлите сказать известной женщине, что, ежели желает она облегчить свою судьбу, пусть перестанет играть комедию. Дерзость её доходит до того, что она смеет подписываться Елизаветой и питать наглые надежды на встречу с нами. Велите к тому прибавить: мы никакого сомнения не имеем в том, что она авантюристка. И посоветуйте каналье, чтоб она тону-то поубавила и чистосердечно призналась, кто заставил ее играть опаснейшую роль. И откуда она родом? И давно ли эти плутни ею вымышлены?…» И намекните князю, что, если эти два вопроса в самом скорейшем времени не получат ответа… (Берет себя в руки и добавляет привычно благостно.) Пусть князь поосторожнее будет с этой канальей. Князь добр, а женщина бесстыжа и коварна.

ВЯЗЕМСКИЙ (с поклоном). Граф Алексей Орлов пересек границу России и сухопутным путем направляется в Москву. (Вопросительно смотрит на императрицу.)

ЕКАТЕРИНА. Ну что ж, граф доблестно вел себя в сражениях, он оказал нам неоценимые услуги в деле с этой бестией, и мы с нетерпением поджидаем графа в Москву на наши торжества по случаю заключения мира с турками. Заготовьте указы о присвоении графу титула Чесменского и о прочих его наградах.

ВЯЗЕМСКИЙ. Я был уверен в вашем милостивом отношении к заслугам графа и заранее заготовил указ. Остается только подписать…

ЕКАТЕРИНА. С вами приятно иметь дело, князь.

Камера в Петропавловской крепости. Голицын, Ушаков и Елизавета.

ГОЛИЦЫН. Ее величество справедливо возмущены дерзостным тоном вашего письма и предлагают вам впредь перестать играть комедию. И немедля ответить на следующий вопрос: кто надоумил вас присвоить царское имя?

ЕЛИЗАВЕТА (неторопливо). Князь, я уже объяснила: никто! Просто откуда-то возник слух…

ГОЛИЦЫН (пряча глаза). Ну что ж, видит Бог, государыня была к вам милостива, но всякому терпению есть конец. (Ушакову.) Зови коменданта!..

Входит комендант.

ГОЛИЦЫН. Отберите у нее все, кроме постели, самого нужного белья и одного-единственного платья. Ее служанку более не допускать к ней. Пищу давать крестьянскую – простую кашу… Офицеры и двое солдат должны находиться теперь внутри помещения денно и нощно.

Выслушав Голицына, она в слезах падает на постель.

ГОЛИЦЫН. Ах, голубушка, я же предупреждал. (Не терпящий женских слез, он торопливо выходит из камеры.)

В своем дворце Голицын в халате сидит в кабинете. Перед ним стоит комендант крепости. Докладывает.

КОМЕНДАНТ. Совсем плоха. Два дня не ела. Кровью ее рвало. Не может она принимать эту пищу. Потом вас все звала. Но солдатушки не понимают… Наконец, многократным произнесением вашего имени она их вразумила. Те дали ей перо и бумагу. Вот, ваше сиятельство…

ГОЛИЦЫН (читает записку Елизаветы). «Именем Бога умоляю вас, сжальтесь надо мной. Здесь, кроме вас, некому меня защитить. Придите! Я, как в могиле, в постоянном молчании…»

КОМЕНДАНТ. А теперь главное, ваша Светлость. Ее все время рвет, но это не из-за болезни. Моя жена сказала – она беременна.

Камера в Петропавловской крепости. Голицын и Елизавета.

ГОЛИЦЫН. Увещеваю вас, сударыня… Сами видите, к чему приводит запирательство. Откройтесь, государыня милостива.

Елизавета при попытке ответить закашливается. Вытирает кровь и вдруг начинает с удивительной энергией.

ЕЛИЗАВЕТА. Не хотят даже слушать доказательства моей невинности. (Поднимает на князя томные глаза.) Я очень доверчива и за это много страдала, но я честна. Честна перед императрицей. Знаете что… Соберите обо мне мнения самых знатных людей Европы! Князь, умоляю, выпустите меня отсюда! Клянусь, я буду молчать обо всем. Я все забуду, вернусь к своему жениху в Оберштейн.

ГОЛИЦЫН. Вы никак не хотите понять серьезность вашего положения и оттого не хотите сознаться!

ЕЛИЗАВЕТА. Ох, я так не люблю быть серьезной! И боюсь серьезных людей. (Глядит на князя с нежностью.) Да и в чем мне признаваться? Скажите, я произвожу впечатление сумасшедшей? Тогда зачем же вы приписываете мне безумную идею: сменить власть в России! В стране, языка которой я даже не знаю.

ГОЛИЦЫН. Вы говорите, что некоторые особы, известные в Европе, могут дать о вас необходимые сведения?

ЕЛИЗАВЕТА. Да! И наверняка помогут раскрытию моей тайны, которой я сама не знаю! Клянусь! (Почти кричит.) Я ее не знаю!

ГОЛИЦЫН. Хорошо, кто они, эти люди? (Старается говорить строго.) Назовите.

ЕЛИЗАВЕТА. Князь Филипп Фердинанд Шлезвиг-Гольштейн-Лимбург, литовский гетман Огинский, французский министр герцог Шуазель…

ГОЛИЦЫН (устало). Послушайте. Я увещеваю вас: раскройте, кто вы? Вы же видели, чем кончается запирательство. У нас с вами два исхода: или мы о вас все узнаем, или вы все узнаете о наших «крайних мерах»…

Елизавета снова закашливается.

ЕЛИЗАВЕТА. И все-таки передайте Ее Величеству: я жду, когда она со мной поговорит.

ГОЛИЦЫН. Ну что ж, будут крайние меры.

ЕЛИЗАВЕТА (с неожиданной усмешкой). Никаких «крайних мер» не будет, князь. Государыня ваша боится, что при «крайних мерах» я тотчас расскажу то, что знаю. А она страшится это услышать… Она так не хочет этого услышать, что боится даже встречи со мной… Желает она одного: чтобы я признала себя безумной лгуньей, всклепавшей на себя чужое имя.

Князь, испуганно-беспомощно замахав рукой, поспешно выходит из камеры.

Москва. Коломенский дворец. Екатерина и Вяземский.

ЕКАТЕРИНА. Князь хорош! Серьезно спрашивает, можно ли по просьбе разбойницы обратиться за выяснением ее жизни чуть ли не ко всей Европе. Эта интриганка хочет нашими руками известить о своем положении весь мир.

ВЯЗЕМСКИЙ. Совершенная правда, Ваше величество.

ЕКАТЕРИНА. Неужто князь не понимает? Или он действительно потерял от нее голову, или попросту дурак!

Вяземский проникновенно кивает.

ЕКАТЕРИНА. Пусть объявит сей лгунье, которая опять смеет просить аудиенции… Я никогда!.. Никогда!.. Никогда ее не приму !

Входит слуга.

СЛУГА (торжественно). Граф Алексей Григорьевич Орлов!

Вяземский тотчас уходит. Входит граф Орлов.

ЕКАТЕРИНА. Рады тебя видеть в отечестве, Алексей Григорьевич, накануне празднеств наших. Велика твоя доля в победе. Надеюсь, по заслугам и оценена.