Геннадий Васильев - Частная коллекция. Стихи, рассказы, пьесы

Кажется, несложная затея:
взял рожок – и дунул. И звучит!
Музыка. Мистерия. Медея,
мстящая. Кому? Не различить.

Увлеченный тайною порока,
надрываясь, трудится трубач.
Не тебе ль, ушедшему до срока,
послан этот окаянный плач?

И не я ли, от зимы седея,
вспоминаю лета бахрому?
Музыка. Мистерия. Медея.
Что ты плачешь?
Мстишь – за что?
Кому?

Не увидать знакомого лица.
Не разглядеть крыльца родного дома
оттуда, где мелодия свинца
ласкает слух мелодией ведомых.

Лицом к свинцу лица не увидать,
не разобрать, кому ты в грудь вонзаешь
во всю длину клинок по рукоять.
Но покачнешься, если вдруг узнаешь.

Куда верней свинцовый пересвист.
Ты не поймешь, чей лоб прицел твой ловит.
И нет лица. Ты пред собою чист.
Но все мы станем тленом и золою.

Ты не услышишь пение свинца.
Ты не увидишь, как погаснет свечка.
Лицом к лицу не разглядеть лица.
Не увидать родимого крылечка.

…Мне стали петься странные стихи.
За что же так? За чьи же за грехи?

Небеса не очень-то чисты.
Белый снег – ну, не сказать, что белый.
Я пишу стихи через пробелы.
Оставляю чистые листы.

Оставляю чистые места
мелкой клетью забранной бумаги.
Чтоб услышать вдруг: «Твой час настал,
миг настиг!»
Пьяней вина и браги

новых слов косматое число,
свежей рифмы хрупкая лепнина…
Заполняю лист – наполовину.
И – пробел.
И это – ремесло.

Прекрасно поздней осени горенье.
Напрасен птиц пугливый разнобой.
Неровный строй моих стихотворений,
случайно спетый, вынянчен судьбой.

Покров сегодня. Тучи снеговые
висят недвижно. Снег уже прошел.
Я каждый раз как будто бы впервые
касаюсь слова. Так снимает шелк

с порочной девы юноша стыдливый,
касаясь тайны.
Лиственный пожар
меня волнует.
Как неторопливо
стихи уносят моего дыханья пар!

Не ищу себе я славы мирской.
Да и вам моя слава вряд ли нужна.
Но в окно стучится день мой деньской:
«Здравствуй! Я – твоя слава! Вот она!»

Не искал ведь я тебя, не искал!
Не вяжись же ты ко мне, не вяжись!
Но шипит она, как волны у скал:
«Ты искал меня! Ты всю свою жизнь

променял на образ славы рябой!
На кого же я похожа – скажи?
Не тобой ли я любуюсь? Тобой!
Не меня ль вязать ты хочешь? Вяжи!»

И сержусь я, и щетинюсь, как еж,
и не бреюсь по неделе порой.
Что ж ты смотришь на меня? Что ж ты врешь?
Что ж рассказываешь – я твой герой?

Не важна мне твоя ложная спесь.
Не нужна мне твоя бражная хмарь.
Я свободен. Сам – как есть. Сам – как есть.
И без славы – сам себе государь.

Моих учителей простые имена:
Аида и Борис. И ученик послушен.
Я не пою о всех. Мне истина – вина.
Я виноват, поскольку – простодушен.

Спасибо Вам за то, что Вы не врали враз,
что главные стихи в блокноте сберегали.
Спасибо Вам, Борис.
Копытом бьет Пегас.
Спасибо Вам, Аида.
Мир Вам в белой шали.

Слова – как слова.
Стихи – как стихия.
Стихия имеет права.
Приходят слова —
и рвется трахея.
И кругом идет голова.

Я песни пою
для любимого друга,
для круга, в который не вхож
ни тот, кому люты
и лютня, и вьюга,
и дорог лишь нажитый грош,

ни те, чьих имен
легион иль когорта,
чей мир обозначен и кругл.
Рождается песня.
И рвется аорта.
И тесным становится круг.

Сочинитель, поэт-переросток,
что ты ищешь у кромки строки?
Ты кому адресуешь вопросы?
И ответов желаешь – каких?

Солнцем утренним в пятна расцвечен,
мир торопится день обрести.
На сосне – золоченые свечи.
На траве – золотые цветы.

Этот мир подотчетен поэту.
Утро золото льет неспроста.
Сколько света! И пятнами света
разукрашена кромка листа.

Сочинилось короткое лето,
чуть длиннее, чем четверть строки.
Мне вопросы важнее ответов,
хоть вопросы порой нелегки.

«Сочинитель, ты ходишь по краю,
ты уже не сорвался едва!»
Не тревожьтесь. Я просто играю,
пятна света сливая в слова.

Кто-то вдали появляется
и манит опять.
За слово слово цепляется —
ну, как их унять?
Как их упрятать до времени
во тьму, в немоту?
Долбит и долбит по темени
стих-перестук.

Все время лезу я, куда не просят:
то танго сочиню, то аллеманду.
А за окном октябрь листву уносит,
давая ветру «От винта!» команду.

И как не сочинять? Ты видишь – гроздьями
нисходит с веток спелая рябина.
И просится в размер мотивчик простенький:
то шейк, то «Ша-лу-ла», то танец Бина.

…Но следует трудиться!
И надобно опять
чему-то подчиниться,
чего-то не понять.
О чем-то не подумав,
строку досочинить
и вытянуть из дома
тоски звенящей нить.
Работа – это дело.
Безделье – это смерть.
И надо что-то делать.
И нужно как-то сметь.
За трудное хвататься,
от прочего – бежать!
Когда придется – драться.
Но только не лежать!
Пустым покровам буден
предпочитать пожар.
И было так, и будет,
сгоревшего не жаль.
И следует стремиться,
и надобно творить,
чего-нибудь добиться
и что-то покорить.
Пусть прошлое продлится
отметиной во лбу —
судьбе не покориться
и не корить судьбу.
Подумаешь – задела!
За дело обожгла.
И надо что-то делать.
Такие вот дела.