Геннадий Васильев - Частная коллекция. Стихи, рассказы, пьесы

Это, скорей, утешенье для совести.
Разве же это грибы?!
Нет, не читал я печальнее повести,
злее не встретил судьбы.

Явным для нас не становится тайное,
груздь не стремится в мешок.
Птички щебечут – и в их щебетании
слышен ехидный смешок.

Выгляни, гриб! Хоть масленок сопливый,
хоть одинокий бычок!
Нет ничего. Только птица глумливо
свистнет – и снова молчок.

Что же – устроим мы с ней состязание!
Тоже затеем свистеть!
…Трав разноцветье и благоухание.
Сосен
зеленая
медь.

Торопится август окрасить
осенней палитрой леса.
Зарубка на памяти, затесь —
хлопочущих птиц голоса.

Еще мы не раз прикоснемся
к омытой дождем синеве
и, ей поклонившись, нагнемся
и что-то отыщем в траве.

Еще с паутинкою липкой
не раз мы себя разлучим.
Еще нас кукушка окликнет
и дятел на нас настучит.

И гриб станет прятаться в листьях,
и лист желтизна опалит.
И клевера четырехлистник
заставит от счастья скулить.

Еще мы не раз… А покамест
к нам август устами приник.
И шепот свечей – и акафист:
обложки прочитанных книг.

Зимы не будет. Травка зелена.
Деревья сбросили листву – они оденутся.
А на снега уже никто и не надеется.
Снега не выпадут – в том осени вина.

Мы пьем вину ее, и пьем ее вино.
А осень ластится и листья в ноги стелет.
Зимы не будет. Или будет. Все равно.
Мне важно, чтоб судьба – веретеном.
Чтоб листья падали и чтоб снега хрустели.

Облетает листва. Обретают свободу
ветки черного дерева, что под окном.
Наступает такое тревожное время года,
когда осень с зимою еще заодно.

Когда нет самостийности в снеге случайном,
но и дождь уже даже не моросит.
Кошка нос закрывает, мурлычет, тепло излучая.
Я сегодня простужен и особенно некрасив.

Гляну в зеркало – кто там?!
Такое уж время года.
Простуда гуляет. Сморкаюсь всласть.
Кошка уши прижала, глядит на окошко, шкода:
дразнит синичка. Машỳ синичке: «Слазь!

Еще не зима, кормить тебя рано!
Стукнут морозы в окно – прилетай к декабрю!
Или, тебе говорю, лети, как утки, в дальние страны!»
…В теплые страны лети, – себе говорю.

Что же делать, если мало нам тепла?
Где же взять его? Ведь мы живем в Сибири.
Лето кончилось, и речка утекла,
и тепла уже не будет в изобильи.

И растем мы – как подснежник: вопреки.
И живем мы – только стуже подчиняясь.
Стиснем варежку пожатием руки —
испытаем и сочувствие, и зависть

к тем, кто не жил здесь, а жил – так не живет,
кто изнежен, кто уже зимы не знает.
…Как же быть нам, если градусник не врет?
Минус 20. Минус 30. Минус… замер.

Что ты выходил? Что напророчил?
За тебя ли рябине краснеть?
После долгой, мучительной ночи
не тебе ли от солнца пьянеть?

И не ты ли, шатаясь по скверу,
попираешь подошвой росу
и берешь это утро на веру?

Этой осени полный сосуд
не тебя ль опьянит, одурманит
и поманит судьбу бормотать?

Я не болен. Я чуточку ранен.
Я пою эту осень с листа.

Вот она какая,
зима без края.
Вот они какие —
метели лихие.

Метет, метет, снегом заносит.
Метет, метет, веры не спросит.
Метет, метет, куражится ветер.
Пурга, пурга на целом свете.

Наряд зимы – белое с черным,
деревья все черные в белом.
И нам пора думать о чем-то,
и следует нам что-нибудь делать.

Верхушки дерев ветер полощет.
Река ворчит – ждет ледостава.
А я бреду то сквером, то рощей,
слежу за тем, как лед нарастает.

Умолкнет ветер. Древо притихнет.
Качнутся ветки, птиц принимая.
Морозы, грянув, нас не достигнут.
Река к апрелю лед поломает.

Грядет, грядет пора ледохода.
Река весну встретит открыто.
И нам пора что-нибудь делать!
И следует нам думать о чем-то.

Пока снега ветер колышет,
пока пурга след заметает, —
услышь меня, кто меня слышит!
Вспомни меня, кто меня знает!

Пока кручу это колечко —
зима, весна, лето – и дальше, —
я не ищу там, где полегче.
Я все ищу – там, где без фальши.

…И все же надо что-нибудь делать.
И все же стоит думать о чем-то.
Согласно качает верхушкою древо,
черное в белом… белое в черном…

Легкая лень забытья,
неба пятнистое знамя.
Осень. Свидания с нами
просит у неба ноябрь.

Если не врет календарь,
он еще будет не завтра,
он не наступит внезапно,
ну, а придет – не беда!

Мы принимаем гостей.
Мы его встретим, как люди:
музыкой поздних прелюдий,
рифмой на желтом листе.

1
Мягко стелет ноябрь, и спать на снегу не жестко.
Потолстевшие птицы клюют семена и просо.
Дворник вертит метлой разноцветной – красной, желтой, —
разгребает сугроб.
А в сугробе стынет философ.

«Ты замерзнешь, философ! Тебя к декабрю не хватятся!
Ну а если найдут – то найдут изо льда скульптуру!»
Осень катится в зиму.
Зима же к весне закатится.
Ты растаешь.
Войти не успеешь в литературу.

2
Смеется радостно философ —
он разрешил вопрос вопросов:
добро ли, зло ли – все едино!
И то, и то – непобедимо!

Вчера был дождь. Деревья мокли,
и зонт над нами плыл не зря.
Сегодня в приоткрытых окнах —
сырая свежесть ноября.

Уже и тучи не плакучи.
Дымами серыми клубясь,
золою мокрою сыпучей
неровно покрывают грязь.

Темно и скучно. Ищет прозы
перо в сравнениях глухих.
Предзимье сменится. Морозы
нам свяжут белые стихи.

Похрустывает снег. Нам нечего стыдиться,
поскольку добела зима отмыла нас.
Снежинки пляшут степ и тают на ресницах.
Иду, уже почти не открывая глаз.