Сборник - Новая венгерская драматургия

Куда ты смотришь, Кальман?

Так легко
Поклонников ты сбрасываешь в грязь
И никогда не цацкаешься с ними,
При этом изнутри ты прогнила.
Ты растоптала всех, но не меня.
Мне жаль тебя, несчастная.

Рыдаю.

Нашла! Шалфей! Шалфеем полощите
Тогда… Или прополисом на хлеб!
И то, и то на раз поможет Бланке,
Или компрессы, слой сухой, слой влажный.
Но ты сама как лечишь, Марианн?
Ты за традиционные лекарства?
Или скорее за натуропатов?

Шалфей… Когда Патриция болела,
Я не давала ей антибиотик,
Поставила горчичники на грудь,
Они сожгли ей кожу за два дня,
Все шелушилось, волдыри, кошмар.

О Господи.

Я пробовала все,
Ведь прежде без прививок выживали…
Но нет. Обряды явно не мое.

По-моему, обставлено неплохо?..
Но что мой адвокат искал на кухне?

Чей адвокат? Я просто обещала,
Что просмотрю твои бумаги. Точка.
Ты получил отпор однажды, помнишь
День твоего рождения, Фельдвар?
Осадок неприятный не остался?

Я занят был и не успел подумать.

Ты занят исключительно собой.
Готовишь каждый день свое жаркое,
А внешний мир тебя не занимает.

Самозащита, только и всего.

Любовь это другое: вечный кайф.

Ты любишь исключительно себя.

Не только. Только не. То есть неправда.
Точнее, не себя я не люблю.

Я, я и снова я… А бедный Кальман?

Со всем своим неблаговидным прошлым.

А Хенрик… Это было безобразно.
Ты унижал, высмеивал его.

Меня этот бирюк банально бесит.

Все чаще недоволен Кристиан,
Ты с ним себя ведешь как со слугой.

С чего ты вдруг взяла?

Он сам сказал.
Мы с ним встречались как-то в октябре.
Он был со мной на удивленье мил,
Позвал в кафе… Должно быть, отлегло,
Что я сменила поле притязаний
И наконец-то Кальман одинок…
Шутил, конечно. Мне тогда хотелось,
Чтоб счастье обрели герои драмы,
Но как же! Все несчастны. Даже ты.
Он мне звонил на днях, ругал тебя.
Ты позабыл про день его рожденья?

Еще бы, я не говорю, что он
Важнее всех на свете для меня.

Ты знаешь, он чувствительный ужасно.

И я чувствительный, но кто бы стал…

Согласна, он и ты – нарциссы оба.

Я обещаю, все будет иначе…

Ты в точности как новый президент
За день до выборов: одни прожекты…
Не приближайся и не лги в лицо мне.
Дистанция хотя бы метр, окей?

Ну если так, я вскоре разозлюсь
На всю юстицию в твоем лице.

Дистанция хотя бы метр. Иначе
Юстиция пойдет ва-банк. Ты злишься?

Зачем ты хочешь довести меня?

Пузырь надутый. Хитрая скотина.

Самокритично. Но при чем тут я?

Заносчивая, наглая скотина.

Еще один пассаж, и мне конец.

Ты должен знать, ничто не будет так,
Как ты спланировал в былые годы.

Это небесный рай, а я, блаженный,
Привольно растянулся на лужайке.

Какой был год, особенно конец…
Рождественская ярмарка, толпа,
Как на пожаре, давка возле кассы,
Есть нечто инфернальное во всем.
Однажды ты меня таскала в Вестенд:
«Под Рождество все, абсолютно все
Уладится, притихнет и растает».

Когда-то мне так мама говорила,
Хотя не слишком убежденным тоном:
«Родная, что бы в жизни ни случилось,
Дела уладятся под Рождество».
Но не уладится, ты понимаешь?
И не растает, а, наоборот,
Еще сильней запутается дальше.
Стократ безвыходно и хаотично.

Отец мой правовед-международник,
Он хаос предсказал еще давно
И рьяно отрицал, что все притихнет…
Я вообще не придаю значенья
Религиозным праздникам. Мне важно,
Когда клиент хороший попадется,
Который был посажен за растрату,
Но мне его освободить удастся
В отсутствие состава преступленья
На Рождество. Тогда, к примеру, важно.

С тех пор вы с Кальманом…

И до тех пор,
Лет в двадцать я его любила страшно.
В ту пору я рассорилась с отцом,
А Кальман рядом был и пел мне в уши
Все в точности как я хотела слышать.
И я сдалась. Мы стали вместе жить.
До этого отец мой полновластно
Все за меня решал. Ура, свобода!
Тогда цвела любовь на Гюль Бабы.
Затем я вышла замуж за него.
И с той минуты снова я лишилась
Своей самостоятельности напрочь.
Он содержал меня, он делал все,
И медленно пожар страстей угас,
Мы стали с ним как бы сестра и брат,
Но точно не два бешено влюбленных.

Не думай ни о чем и просто пей.
Как так случилось, что мы вчетвером
Ни разу не поужинали вместе?

Ну… Очень сложно время подгадать,
Все четверо загружены по горло… ( Пьет. )
Мне Кальман в октябре звонил, сказал,
К ним ночью демонстранта привезли,
Француза, тот горланил Марсельезу
На баррикаде, пьяный как сапожник;
Его, естественно, слегка помяли,
То есть помяли там, на баррикаде.
Так от него воняло перегаром,
Что Кальман в ходе наложенья швов
Едва не вывернул на стол желудок.
И что мне было думать? Пожалеть?
Сказать: «Бедняга»? Суть-то: недоумку
Сломали челюсть в мелкой заварушке.
Он просто выполнял свою работу.
Мы абсолютно разные. И точка.