Дмитрий Дарин - Поспели травы

Мед на сердце выльет желтый месяц,
Только мне не слаще станет жить,
Оттого, что я, с тобою встретясь,
Не смогу душою полюбить.

Не смогу уже из глаз напиться,
Сердцем не сплясать навеселе,
Ведь любовь не сможет повториться,
Как цветы не вырастут в золе.

Ночь с тобой пускай подольше дышит,
Звезды пусть не лапает рассвет,
Дождь упорно просится под крышу,
Где давно уже хозяев нет.

Ты не спи, на сон не тратят чувства,
Сохнут что примятою травой,
Мне ведь не с тобою вовсе грустно,
Просто мне веселье – не с тобой.

Не с тобой еще, уже не с этой,
Что жила со мной, как на меже,
Потому таким медовым светом
Мне горчит сегодня на душе.

Думал я – отброшен я к началу,
Только в этой старой новизне
Не любовь, усталость ты узнала
В глаз моих пустой голубизне.

Медом с неба мне уж не напиться,
Не летать на бреющем крыле,
Раз крыло подрезано у птицы,
Ей печаль осталась на земле.

Сядь ко мне на колени,
Мы вспомним,
Что забыть не смогли,
Не сумели…
Не все же вырвано с корнем,
Не все ж корабли
На желтые сели мели.

До виска моего дотронься,
Чувствуешь – больно?
Уж давно эта твоя боль,
Во мне хоронится,
Как колокол в колокольне,
От боли, с тоски, что ль,
Голова на колени клонится?

Дотронься – не сердцем,
Так пальцами,
Ими тоже помнят взахлеб,
Ведь руками греются
И руками берут пряльца,
Нить попрочней сплести чтоб,
На которой не грех и повеситься.

Не могу себя заставить
На счастливых
Людей смотреть.
Не то чтобы зависть…
Да знаю, что чувств голубиных
Пристанище – клеть,
Как мои когда-то попались.

Отчего молчаливо
Глядишь так влажно, страшно
Будто сквозь…
Не с того ль, что сердце твое червивое
Ядом черным окрашено
Как волчьей ягоды гроздь?

Ты ведь не изменилась,
Снаружи красивая.
Лишь в черных глазах стыль
Накопилась,
Мы оба живы,
Отчего же злую тужиль
Я чувствую вместо милости?

Отчего ж еще мрачнее
Звезда лучится?
Даже не в силах луне
Светом склеить
Ночи сломанную ключицу,
Или это мне,
Что ты на чужих коленях
В белом бреду снится?

Тогда в явь сумерек
Не стоит торопиться —
В пустоту…
Затренькал зуммер,
И врач, дежурный по больнице,
Сестры спиртуя красоту,
Поморщится: «Родные есть кто?
Нету? Этот умер».

На сердце стынет злая тень,
У дома уж никто не встретит,
Лишь гривой чешется ячмень
О спелый августовский ветер.

Как клен, стою на берегу,
Оближет речка кожу плесов,
Я позабуду, что смогу,
Сквозь недоплаканные слезы.

А жизнь, как речка – полоса,
Ведь предают всегда украдкой —
И друг не всмотрится в глаза,
Мне нож засунув под лопатку.

А та, с которой венчан был,
Сама давно все развенчала,
А я как будто и не жил,
Раз жить приходиться сначала.

Куда вот жить – не знаю сам,
Осины тянут злые руки,
Чтоб, треснув сердцем пополам,
Я здесь повесился с разлуки.

Я знаю, знаю, как легко
Покончить в омуте с делами,
Надев зеленое трико,
Качают вербы головами,

Как будто знают ложь сердец…
И те, кого любил, тревожа,
Вздохнут свободно наконец,
Как в глинозем меня положат.

Кого люблю, теперь не знаю,
Незнанье это – как клеймо,
И в водку сердце все макая,
Я жду – клеймо сойдет само.

Но, то что выжжено словами,
Ни спирт, ни песня не берет,
Я ем красавицу глазами,
Что не меня напротив ждет.

Ах, чтобы мне пропасть на месте,
Ах, чтобы сгинуть мне в Тартар,
Я подойду, скажу без лести:
– Я без ума от Ваших чар,

Я без ума от Ваших пальцев,
Что в поцелуе не моем
Перстнями в губы заискрятся,
Взлетев над праздничным столом.

Я без ума от поволоки,
В глазах, смотрящих в никуда,
Ведь я такой же одинокий,
Да только, видно, навсегда, —

Но все сижу на вмятом стуле,
Нет сил на теплые слова,
А ресторан гудит в загуле,
Гудит с похмелья голова.

А раньше я пьянел от счастья,
А раньше сыпал в души звон,
Но те прозрачные запястья
Другого выждут на поклон.

Кого люблю, теперь не знаю,
А Вас любил бы, дайте срок…
Но вот уже подходит с краю,
Кто не расстаться с вами смог.

Ты молчишь, мне сердце раня,
Мне молчать не станет сил,
Ты прости меня, Любаня,
Что другую я любил.

Ведь любовь – она как пламя,
Эшафот и пьедестал,
Ты прости меня, Любаня,
Что другую я ласкал.

Тем больней, чем тверже грани,
Я алмаз, а ты – хрусталь,
Ты прости меня, Любаня,
Что с другою я устал.

Я не требую закланья,
Чтоб любовь текла из жил,
Ты прости меня, Любаня,
Что другую я простил.

В нашей жизни черной бане
Я когда-то угорю,
Ты прости меня, Любаня,
Что не ту боготворю.

Не то чтоб больно или грустно,
Я стал значительно мудрей,
Но все же так темно и пусто
В душе ободранной моей.

В душе, в изломе затвердевшей,
В душе совсем без бересты,
Словами в осень облетевшей,
Во мрак печальной пустоты.

С холодов ли, от бескормицы
С журавлями сердце просится,
Да в тепло, на юг куда-нибудь,
Если осень скоро не забудется,
Ты меня быстрее позабудь.

А ты – мой первый грустный иней,
Что выпал ночью на висках,
И чем была ты вслух наивней
Тем равнодушнее в глазах.

И я не болен, не простужен,
А так, хриплю от папирос,
Тогда тебе я стал не нужен,
Как лебедой в тебе пророс.

С холодов ли, от бескормицы…

Но зацепиться ведь корнями
На камне сердца не дано,
И вот прозрачными кистями
Меня ты вырвала давно.

Тебе не больно и не пусто,
Тебе так легче – без корней,
А журавли курлычат грустно,
Мне душу делая темней.

Без любви мне зябко, как без крова,
Мой очаг так просто потушить,
Улетает искреннее слово
Только из подрезанной души.

А душа моя давно прогоркла,
От стихов да пьяной суеты,
Лебедям ведь тоже режут горла,
Если слишком много красоты.

И тебе так, стало быть, сподручней,
Сердцем, заострившимся ножом,
Полоснуть, примерившись получше,
По любви во взгляде голубом.