Дмитрий Дарин - Поспели травы

Она не делает и больно,
Как та, что, оборвав струну
На ноте слезной и нестройной,
Ушла в чужую тишину.

Такая грусть, такая слабость,
Что ненавидеть не могу,
Так розы отнятую радость
Ромашка дарит на лугу.

Не мочит сердце дождь чужой,
Лишь облака темней и ниже,
Как мне забыть тебя с другой,
Когда тебя в другой я вижу.

Лишь взгляд ее еще нежней,
Еще в нем утренняя свежесть,
Еще есть ласковое в ней,
Еще не рвет, не жжет, не режет.

Нередко можно изменять,
Но отрекаться – лишь однажды,
Не долго голубю летать
Когда он не живой – бумажный.

Живых уж нет – слетели прочь
В чужого сердца голубятню,
Когда и где, в какую ночь
Мне было послано проклятье?

Не мокнет сердце, не любя,
Чужие тучи стелят ниже,
И ту, другую, за тебя
Я почему-то ненавижу.

Что ты, аист, свил гнездо
Над заброшенной усадьбой?
Мне по жизни не везло
Отчего, вот как узнать бы.

Ты не хочешь от людей
Слишком близко поселиться.
Там, где люди, – там больней,
Знает опытная птица.

Я и сам терпел как мог
Нелюбовь своей любимой,
Среди тысячи дорог
Я побрел по самой длинной.

Я немного постою,
Я не плакать постараюсь,
Как мне жить в больном краю,
Подскажи мне, белый аист.

Уже умаялась душа
И я пишу тебе короче, легче,
Не спеша
Выплескивать, как птица певчая,
Из сердца радостные звуки.

Уже прошли года с разлуки,
Хотя тебе они казались месяцами.
Как в перестуке
Камерном – не пальцами – сердцами
Я что-то не расслышал.

Мой срок, видать, еще не вышел,
Раз ты меня так весело не ждешь.
В чужую крышу
Особенно тоскливо бьется дождь,
Мне обмывая злую рану.

Ты, радуясь удачному обману,
Живешь, как будто нет меня на свете,
А наши дети,
А дети, что ж, пока им рано
Узнать, чем эта жизнь больна.

Жена поэта – больше, чем жена,
Она верней товарища и друга,
И чья ж вина,
Что ты во мне лишь видела супруга,
Которого любить уже невмочь.

У нас с тобой есть сын и дочь,
Они потом, наверное, спросят,
В какую ночь
В тебя сошла сырая осень,
Что сердце все покрыла плесень?

Что скажешь им, глазами свесясь,
Что обяснишь, кто виноват?
Я столько песен
Вливал в дырявый твой ушат,
А оказалось, вылил только плач.

Теперь я холоден, вернее, не горяч,
Плетусь душой пустою по равнине,
А чтобы вскачь —
Чтоб в рыси взмылить спину,
Уже так не получится, боюсь.

Вы думали – я здесь сопьюсь —
С твоими новыми друзьями,
Но злая грусть
Наоборот – немного отрезвляет,
Как влажный желтый лес.

Вы думали на мне поставить крест,
За мой же счет гуляя в ресторанах,
Красивый жест…
И для тебя нисколечко не странный…
Но у кого же ты училась жить?

Какой же смысл вовсю любить,
Потом любовью попрекая?
Так преет нить,
Когда ей натяженья не хватает,
И в нужный час не сможет вес держать.

Какой же смысл тебя тогда прощать,
Когда вину не чувствуешь ты вовсе,
Как знать, как знать,
В любви мне, может, не хватило злости
К тебе, как к подлому коварному врагу?

Теперь любить я не смогу,
Не потому – забыть не в силах
Тех чувств пургу,
А потому – не любят на могилах…
И хоть душа моя еще нежна,

Другая мне вовеки не нужна,
Я в ней твои черты искать устану,
Эх ты, жена…
И все-таки противно, странно
Как ты из слов ненужный хлам

Таскала покаяньем по церквам,
С своею похотью легко так сладив,
Забыв про срам,
Ведь венчанной грязнее нету бляди,
Что сажей в сердце копит ложь.

Я сам не свят, а свечка стоит грош,
В большую жажду пьешь из лужи,
И все ж
За мудрость будущих разлук
Тебе я буду благодарен,
Твой бывший мужем,
Бывший друг,
Уже чужой Вам Дмитрий Дарин.

Я так еще не чувствовал ни разу,
Испарина на сердце, и в бреду
Шипит мне кто-то: «Эй, голубоглазый,
Себе ты сам дорогу выбрал на беду».

Да где дорога – я ремнем привязан,
Мне с койки даже на пол не упасть,
И лишь в больничное окно седые вязы
Поклон пришлют, висками наклонясь.

Кто лечит мне мою больную душу,
Вводя по дозам правды мутный яд?
Сестра, ты не коли, сперва послушай,
Что я в любви нисколько не был виноват.

Не я тяжелый путь себе назначил,
Не в силах даже горе выбирать,
Когда, любимой женщиной растрачен,
Вдруг угодил без сил в казенную кровать.

И нет лекарства от того недуга,
Бинты на душу сложно наложить,
И вот меня – так ловко преданного друга
Враги по-честному затеют хоронить.

Чтоб больше с журавлиною надсадой
Я не ронял в сердец озера плач,
И на чугунной кованной ограде,
Меня дождется в черном грустный грач.

Я так еще не чувствовал ни разу —
Ресницы смежив, берегом бреду,
А в спину мне: «Эй, ты, голубоглазый,
Себе ты сам дорогу выбрал на беду».

Ты красива не на шутку,
Позабудь сейчас про грусть,
Пусть хотя б одну минутку
Я с тобой повеселюсь.

Пусть забуду про другую,
Что похожа на тебя,
Я ведь выбрал не любую
Веселиться, не любя.

А ведь странно, а ведь странно,
Что веселья нет в глазах,
Ты не то чтоб не желанна,
Да не ты мне снишься в снах.

Пахнет с поля спелой мятой,
Да подсолнух сник башкой,
Чувств смешные лебедята
Напиваются тоской.

Я и сам, лебяжьим сердцем
В это озеро смотрясь,
Не могу все отогреться,
Не с любимой веселясь.

Так, конечно же, бывает —
Крылья режут лебедям,
Так их силой приучают
Красоту дарить глазам.

Не смотри куда-то мимо,
Я же рядом, я же здесь,
Не на шутку ты красива,
Да в глазах сырая слезь.

Унесло в чужую даль
От березового края,
Никому меня не жаль,
Что я облаком растаял.

Я печаль на горизонт
Лью все синими глазами,
Да кривлю в усмешке рот,
Дообманутый друзьями.

Черт бы с ними, жалко ту,
Обманулся сам с которой,
Стая чаек на лету
Дань берет с родного моря.

Мне бы так, умчал бы я,
Позабывши про усталость,
В бирюзовые края,
За волну крылом цепляясь.

Да, конечно, я вернусь
Чтоб допить туманов белесь,
Через годы, слезы пусть…
Тем и жив, пока надеюсь.